Мой плохой босс

Шэй Джина

Нужно будет ещё поговорить с Тамарой на тему приватности в ее клубе. Возможно, Проше нужно было выбрать что— то, с большим уровнем закрытости. Тамара больше доверяла чутью. Доверилась, блин. А разбираюсь с этим я.

— Неужели госпоже было со мной плохо? — насмешливо роняет Верещагин, скрещивая руки на груди. — А мне казалось, что очень даже хорошо. И вчера, и сегодня.

Желание придушить наглеца становится все сильнее. И я вижу по глазам Верещагина, для него оно очевидно. Он нарочно меня бесит. Хочет, чтобы меня крыло все сильнее, чтобы я подыхала от

желания причинить боль. И не кому-нибудь, а ему… Только ему.

Кому-то было мало моего ремня вчера!

— Так что, подтверждаете допуск? — привычно уточняет Лиза, которой явно привычно наблюдать подобные разборки с нарывающимися Нижними. — Или, может быть, откажете? И его больше не будут пускать.

Это она вовремя сказала. У Верещагина даже дёргается его самоуверенная морда. А я улыбаюсь, наблюдая эту его беспомощность, усиливающуюся с каждой минутой.

Потому что, да, я могу отказать. И да, Антон сюда больше не попадёт, как бы ни напрягался, ведь на репутации будет поставлен жирный крест.

— Да, подтверждаю я ему пропуск, — лениво откликаюсь я, наблюдая светлеющее чело моей жертвы.

Пусть себе развлекается. В конце концов, я не буду лишать его шанса на чистый лист. Мои две недели кончатся, и я сменю клуб. Может быть, даже город, чтоб было чище дышать. А Антон получит таки возможность попробовать с нуля и не со мной. С той приватностью, которая ему нужна.

К машине его мы идём молча.

И в дороге нас так же окружает тишина.

Меня это устраивает. Меня вообще устраивает все, что не стоит мне потери нервных клеток и обострения жестокости внутри меня.

На самом деле, я и жажду чужой боли обычно не сдерживаю, кормлю себя досыта, но..

Мне нужно потерпеть с этим. На Верещагина надежды нет, а контракты мои мне придется расторгнуть дистанционно.

Я подвела Прошу, это уже непростительно, больше ничьей анонимностью я не рискну.

— Ты молчишь, потому что хочешь, или потому что не хочешь разговаривать со мной? — Верещагин озадачивается этим вопросом где-то минут через тридцать, как мы отъехали от клуба.

— Почему “или”? — бесцветно переспрашиваю я. О чём мне с ним болтать? О том, как я его ненавижу? Или в лучших традициях практикующего водителя лезть с советами? Так ведь водит-то этот придурок точно лучше, чем ведёт себя со мной.

— Мне казалось, у нас с тобой наметилось… просветление, — негромко откликается Антон, — хотел спросить, что ты для нас видишь дальше.

Для нас. Как же приторно и ядовито это звучит. Будто он сам уже видит это светлое будущее, с двумя детьми, пикниками по воскресеньям и порками по пятницам.

И … просветление? Он правда это называет именно так?

Но у меня все снова сводит от возбуждения. От низа живота и до подбородка. Черт! Только представила… почти ощутила сладкий и такой старательный язык, работающий на мое удовольствие, и уже отчаянно хочу большего.

Просто, аргх!!!

— Ничего я не вижу, Антон, — пальцы мои впиваются в кулончик на груди с такой силой, что мягкое золото даже мнется. Непонятно, как выдерживает цепочка. —

Ничего. Как можно видеть что-то с тобой, если ты завтра снова сбежишь? Снова решишь, что все это… отвратительно, так ты это назвал?

Антон притормаживает на светофоре, барабанит указательным пальцем по рулю.

— Ты ведь понимаешь, что все это для меня… в новинку, — впервые вижу, чтобы Верещагин так тщательно подбирал слова, — ты ведь можешь дать мне время?

— Никому не даю, — я качаю головой, — я не из терпеливых ожидающих, Антон. Я не связываюсь с новичками именно из-за того, что на вас нужно потратить время и силы, но ещё не понятно, на что вы решитесь. Примете себя или дропнете, отдав предпочтение своей ванили.

Много я их видела — мальчиков, что решали, что им интересно поиграть в госпожу и раба, а потом спрыгивали через пару недель.

Они имели на это право, да. А я имела право не тратить на подобных экземпляров свое время.

— Но ведь со мной ты уже связалась, — настырно замечает Верещагин, явно прекрасно осознавая свои козыри. Те самые козыри, что я сама ему выдала на корпоративе.

— Ошиблась, с кем не бывает, — ядовито ухмыляюсь я.

— Два раза подряд?

Ну, ты же наверняка потом скажешь, что ошибся, вставая передо мной на колени. Оба раза, да!

— Кое-кто и всю жизнь ошибается, — сладко откликаюсь я, — хоть даже на счёт того, что именно ему интересно.

Верещагин морщится — шпилька попала куда нужно.

И снова тишина… Окутывает нас, пробирает до костей, заставляет дышать ровнее.

— Я не хочу твоего равнодушия, — тихо произносит Антон, уже выворачивая к моему дому. — Чего угодно хочу, но не его. И что я вообще могу сделать, чтобы значить для тебя больше?

Ты мог! Мог придти ко мне тогда. В ресторане. Мог не сбегать от меня после порки. Мог не заставлять меня травиться этим “дивным” коктейлем из ненависти, ревности и голода.

Но всё это я ни за какие деньги тебе не озвучу.

— Для начала тебе нужно понять, зачем тебе значить для меня больше, — отзываюсь я, глядя, как он тормозит у моего подъезда, и нашаривая пальцами кнопку, которая отстегнет ремень безопасности.

Антон перехватывает мою ладонь, сжимая пальцы. И нагло игнорирует мой раздраженный взгляд. Как же меня заколебали его нарушения моих границ!

— Забери завтра свое заявление об уходе, — вкрадчиво просит тем временем Верещагин, — или это мне тоже надо просить, стоя на коленях?

Я аж воздухом давлюсь от такой дивной наглости. Я тут дни считаю, чтобы поскорее от него избавиться, а он…

И что получается, я ещё не уволена? Черт, а я так рассчитывала! Нет, хорошо, конечно, для трудовой, а для меня уже не очень.

— Исключено, — я качаю головой, — и как ты ни проси, я этого не сделаю.

— Ира, все что хочешь, только дай мне время, — он кажется таким искренним сейчас, — я хочу спокойно это все обдумать. Хочу понять, на что иду и чего мне ждать. Я не хочу в этом вопросе принимать поспешных решений. Хватит с меня, не находишь? Ведь с тобой я уже один раз поспешил…