Мой путь озарён рассветом

Зуки

Я не могла рассказать ему об увиденном, для меня же всё это слишком многое значило. Мысли не умещались в голове, хотелось поделиться с кем-нибудь тем, что я теперь поняла, но делиться было не с кем. Мы ночевали в таверне, сняв на троих дешёвую комнату с четырьмя узкими кроватями. Я вертелась, пытаясь уместить хвост, и всё думала, думала, думала… Пока надо мною вдруг не возник Питер.

— Пойдём со мной.

Понимая, что спать я сейчас всё равно не смогу, я вышла за магом, напоследок оглянувшись на мирно спящего Криса. Мы вышли во двор, сели на лавку,

и Питер начал допрос.

— Что на самом деле случилось?

— Ничего, — ответила я.

Маленький, окружённый невысоким забором дворик выводил на широкую улицу, по которой даже в позднее время ходили люди. Это место почему-то напоминало мне нашу площадь с разбитым фонтаном. Я вспомнила нашу первую встречу и вдруг поняла, что Питер — тот единственный человек, который должен понять. Я вздохнула и тихо спросила:

— Можно я расскажу тебе одну сказку? Предположим, не связанную ни с какими реальными событиями.

— Расскажи, — так же тихо разрешил маг.

— Ура. В общем, далеко-далеко в одних горах жили две горных рыси.

— Вы с Крисом?

— Нет, — я рассердилась. — Я же сказала, это ни с чем реальным не связано! Не перебивай.

Питер смутился.

— Прости.

Я кивнула и продолжила.

— Это были взрослые горные рыси, которых боялись и уважали все окрестные звери. И одной зимой у них родилось двое детёнышей. Родители были счастливы, глядя на своих сильных и здоровых детей. Их отец всё время охотился, стараясь прокормить свою семью, а мать следила за малышами.

Малыши были полны сил и любопытства. Они всё время пытались убежать из логова и посмотреть на мир вокруг, но мать не пускала их. Но вот как-то раз, дождавшись, пока мать уснёт, малыши всё-таки убежали и разошлись в разные стороны. Горная рысь проснулась и кинулась искать детей. Она нашла одного, а второго — нет. Потому что в то самое время в лесу были человеческие охотники. Они увидели сбежавшего малыша, подобрали его и унесли с собой.

Прошли годы. Дикий рысёнок вырос в сильного зверя, гордость родителей. Домашний рысёнок же жил в клетке, имея еду, воду и заботу. Он совсем не знал о том, что можно жить иначе, и всё-таки он постоянно грустил по чему-то потерянному, хотя у него никогда этого не было.

Чем дальше я говорила, тем более серьёзным становился Питер. Похоже, он действительно понял, к чему я.

— Другие домашние звери смотрели на рысёнка неодобрительно. «Ты домашний», — говорили они ему. И рысёнок соглашался, что они правы, он домашний и зовут его Барсиком. Вот только как ни старался он быть счастливым там, где жил, он всё равно понимал, что не на своём месте.

Но однажды к Барсику пришёл человек. Мальчик, сын хозяина. Он пришёл, рассказал о том, как живут горные рыси на самом деле, и спросил: «Хочешь, я освобожу тебя? Ты сможешь вернуться в горы к своему брату». «Нет, — ответил ему Барсик. — Ведь я не горная рысь. Я домашний зверь. Я жил с этим всю жизнь и не знаю, как жить иначе. Я не умею охотиться и сражаться, зато умею выполнять команды. Мне не место в горах». И тогда… — я прервалась, не сразу

решившись произнести вслух придуманные мною слова. — И тогда мальчик сказал: «Не печалься. Я останусь с тобой тут и буду рядом, что бы ни случилось. И я помогу тебе однажды избавиться от ощущения того, что ты не на своём месте».

Питер вздрогнул и поднял на меня взгляд, а я поспешила говорить дальше, не давая ему меня перебить.

— Они долго жили вместе, мальчик и горная рысь. Мальчик выпускал Барсика поиграть вне клетки, и зверь был счастлив, освобождаясь из заточения. Но однажды во время такой игры Барсик задел хвостом лампу, опрокинув её на ковёр. И в доме начался пожар.

Все бежали прочь и спасались, а мальчик и его зверь остались запертыми в горящей комнате, и никто не мог их спасти. И тогда перед ними появилась Киира.

— Киира? — влез всё-таки Питер.

— Киира, — подтвердила я. — Или не Киира, а другая могущественная, говорящая с людьми и зверями богиня. Она предложила Барсику и его другу спасение. «Зверь, я возьму твою память и отправлю тебя в лес к твоему брату. Ты не будешь помнить, как был домашним раньше, тебя научат охотиться и сражаться, и ты останешься жив». Для человека же…

Питер встал. Я замолчала, оборвавшись на полуслове: слишком расстроенным выглядел мой друг.

— Я понял, что ты хочешь сказать.

— Но я…

— Твоё место с другими расками, я понял. Если ты хочешь, я могу уйти.

— Ничего ты не понял! — возмутилась я. — Я думала… Мне казалось… Ой, не важно. Я просто увидела горную рысь по имени Барсик сегодня, он сидел в клетке, и я расстроилась. И подумала, что было бы здорово, если бы у него был друг, как ты для меня, понятно?

На самом деле я думала о другом, и я верила, что Питер поймёт. Но он не понял, и когда-либо снова говорить с ним о том, какой я вижу себя в потерянном прошлом, мне не хотелось.

На следующий день мы покинули Фрибод. Питер после вчерашнего опасался говорить со мной, и я попыталась спросить у Криса, где именно раньше была деревня нашего клана. Призрак неоднозначно махнул рукой куда-то на восток и прибавил шагу. Путешествие возобновилось в мрачном молчании.

Неделю спустя мы достигли подножья гор и остановились в маленькой деревне, полной очень тепло принявших нас ниоров. Когда они узнали, куда и зачем мы идём, нам выделили целый пустующий амбар для ночлега абсолютно бесплатно. Эти люди хорошо относились к шиикарам и не хотели, чтобы с крылатым народом случилось то же, что и с нашим.

Дыхание осени ясно ощущалось в вечернем воздухе. Ночи здесь были вполне холодные, а днём солнце всё ещё нещадно жарило.

— Год прошёл, — сообщил мне Питер, наблюдая за тем, как я жарю на костре пойманную Крисом крупную птицу.

— А? — я не сразу поняла, о чём он говорит.

— Год назад мы потеряли память.

— А-а-а…

Я задумалась. Мне казалось, что я живу среди расков уже целую вечность, а оказалось, прошёл всего год. И за этот год произошло слишком много всего.