Мой Темный Квартет

Мелроуз Алекс

– Брайан … он был просто слишком молод. Он не успел сделать все, что запланировал, а запланировал он целый мир, свободны и беззаботный. Я думаю, даже половину, из того, что он хотел достичь, познать, увидеть, он не успел. Он хотел избавить мир от зла, отдаваясь этой цели всецело. Да, он не был ласковым или нежным, или вежливым, он был грубым, порой беспощадным и резким, но в этом был он сам, он сам до кончиков волос, с его безбашенностью, резкостью, опрометчивыми поступками и порой по-настоящему ненормальной самоуверенности. Он не должен был уйти сейчас. Его время еще не пришло, он еще не все услышал, не все узнал .., – она помолчала, кусая губы, боясь моргать, – А я… я скрыла от него то, что жду ребенка. Его ребенка. Он должен был это услышать, должен был быть в курсе, но я хотела удостовериться и, только когда буду стопроцентно уверена, рассказать ему, но не успела. И он умер … умер, не знаю, что он теперь отец. А ведь он очень этого жаждал, где-то внутри, я знаю, знаю, что жаждал. Он хотел семью, хотел обычного счастья, и я готова была подарить ему его, потому что он подарил его мне. Но ничего не получилось. Все оборвалось, его жизнь, его нить, наша связь, и это нечестно. Жизнь вообще та еще стерва, играет нами, как хочет .., – ее дыхание прервалось, но когда родители шагнули к ней, она подняла руку, качая головой, прося не перебивать ее, – Но это не все, что я не успела ему сказать. Да, он знал, что я люблю его, а я знала, что он любит меня, но мы не разу не сказали друг другу этих слов. А теперь у нас просто такой возможности. Вроде бы

какие-то три слова, но как они могли бы согреть душу, как могли бы осветить его глаза, подарить ему еще одну, хотя бы одну искреннюю и немного смущенную улыбку. Так бывает, что мы скрываем свои эмоции за масками, притворяясь, пряча свои чувства .., – повернувшись, она окинула взором замершую толпу, – Не делайте так, вы не знаете, сколько вам осталось быть вместе со своим любимым. Не скупитесь на слова, говорите вашим близким что-то приятное, чаще оказывайте внимание, обнимайте, ведь через минуту их может не стать, и вы останетесь с этой пустотой, это страшной, незакрываемой дырой в сердце, не в силах донести всю вашу любовь дорогому человеку, который ушел в никуда. Я вот не успела и уже никогда не смогу что-то исправить, лишний раз извиниться или согласиться с ним, порадовать, улыбнуться, отойти от своих правил и сделать ему приятное. У меня больше нет такого шанса, и это ужасно. Мне придется жить с этим чувством, и я бы, если честно, не выдержала, сдалась бы, просто перерезав свою жизнь, – Эббигейл и Жак побледнели, уставившись на нее, – но я этого не сделаю. Из-за него, – брюнетка слабо улыбнулась, положив руку себе на грудь, – из-за не данного мною обещания, которое я все равно выполню. Брайан обещал, что вернутся ко мне, и не выполнил свое обещание. А я выполню, я обещаю, что наш ребенок будет жив, и я дам ему все, что только способен дать человек, я сдержу это обещание. А Брайан .., – голубые глаза с нежностью посмотрели на мраморное лицо, – он не исчез. Он всегда будет во мне, в нашем ребенке, в воздухе, в этом мире, который он так любил, который оставил. Но я не сдамся, я буду такой сильной, чтобы быть достойной его, быть достойной того времени, что мы провели вместе. Я не сдамся, клянусь.

Комментарий к Глава 47. То чувство, когда осталось 2 главы и эпилог ...

====== Глава 48. ======

10 лет спустя.

Алексис проснулась от грохота за окном. Стихия разбушевалась ни на шутку, стуча корявыми когтями деревьев в окна, скрипя деревянными ставнями, взметая старые ветки с земли. Молния разрезала небо, освещая ночь ярким, нестерпимо ярким светом. Девушка резко села на кровати, тяжело дыша. Ее что-то мучало, не хватало воздуха, сердце металось в груди, как подбитая птица. Спустив ноги с высокой кровати, она наскоро накинула на дрожащие плечи тонкий халатик и, на бегу завязав его, поспешила на первый этаж. Она так и не научилась греться за все эти годы, ее руки оставались холодными, словно сотканными изо льда. Она мало говорила, была бледной, несговорчивой, старалась меньше проводить времени в толпе, на шумных многолюдных вечеринках. Единственным светом в ее жизни был тот, кто спал сейчас в большой спальне на первом этаже небольшого дома, что она купила вскоре после окончания университета. Спускаясь по лестнице, брюнетка остановилась, держась за перила, вперив взгляд во тьму, пытаясь понять, что так ее мучает. Неожиданно ее глаза уловили что-то странное не стене у лестницы. Подняв руку, она прикоснулась к рваным краям обоев, разодранных чем-то острым … когтями? «Эй-Джей!», – мелькнуло в ее голове, и она поспешила дальше, не глядя под ноги. Босые ступни скользили по гладкому паркету, и пару раз она больно врезалась в углы, но не останавливалась: ее сердце бешено стучало, дыхание прерывалось от страха, что сковал сердце. Она привыкла ждать опасность, беду, врага постоянно, и, если за себя она не боялась, ей было все равно, то за сына она могла бы убить, не моргнув. Ворвавшись в уютную комнатку с потухшим камином, она упала на колени перед широкой кроватью и сжала руку спящего мальчика, припадая к теплой ладошке губами, крепко зажмурившись. По ее губам мелькнула редкая, слабая улыбка, такая робкая гостья, которая практически пропала из ее жизни. Открыв глаза, Лекс посмотрела на мальчишку и нежно, едва ощутимо, самыми кончиками пальцев провела по его лбу, убирая отросшие пряди волос. Черные, иссиня-черные космы, бледная кожа, чувственные, немного пухлые губы, линия скул и подбородка, намек на мускулы, блеск шоколадных глаз, надменная улыбка, самоуверенность … и ласка. Всю свою любовь, нежность и преданность он отдавал матери, помогая ей во всем, везде, где только мог. Старался меньше ее расстраивать, хорошо учился, не водился с плохими компаниями, не нарушал установленные матерью правила. И еще — грезил отцом. Чувства, что он испытывал к нему, были схожи с манией: он мог говорить о нем часами, рисовал его, видел его во снах каждую ночь, а на утро рассказывал маме, что они делали вместе. А Лекс … она рассказывала ему все, каждую секунду, каждое мгновение, что сохранилось в ее голове, она описывала его до мельчайшей подробности, до последнего слова, замашки, привычки. Они любили садиться вечером около камина и обсуждать, что было бы, если бы сегодняшний день они провели вместе, всей семьей. В школе Джея дразнили из-за глупых слухов, что ходили о смерти Брайана, но мальчик не давал себя в обиду: он не был драчуном, но постоять за себя мог. Он был четок, прямолинеен, уверен, сдержан, но если кто-то покушался на запретные темы — его никто не мог остановить от мщения. Он вырос душой компании, шутником, заводилой, даже несмотря на юный возраст, было понятно, что немало у него будет любовных похождений и историй. Он любил и берег мать, защищая ее ото всего, учась у нее, считая ее эталоном человека и женщины, он стремился во всем походить на нее и на отца, которого, хоть никогда и не видел, любил всем своим существом. Девушка поцеловала сына в лоб, оглядевшись. Гроза бушевала за окнами, но здесь, в детской, было тихо, словно нечто защищало этот клочок мира ото всех бед. Лекс закусила губу, вспомнив, как однажды вечером сынишка вдруг вскочил во время ужина и полетел к окну, крича, что к ним идет отец. Она помнила, как уронила вилку, как задохнулась, как впервые заплакала спустя столько времени, как всю ночь сидела на кухне, по сотому разу перебирая жалкие пять фотографий, на которых мелькало любимое лицо. С корявой ухмылкой, насмешкой в глазах, лохматой шевелюрой — она помнила его до последней мелочи, все его фразы, шутки, каждую их ночь. Она сдержала свое слово: она держалась, жила, работала, воспитывала сына, поднимая его на ноги, делая из него человека, не унывала, а каждое воскресение они с Эй-Джеем ходили на кладбище и больше двух часов сидели рядышком на маленькой скамейке, рассказывая отцу все, что с ними произошло за эти семь дней. Они смеялись, шутили, и им иногда казалось, что фотография на памятнике улыбается и кивает им в ответ. Он ей снился. Постоянно. Иногда он даже ничего не делал, просто стоял и смотрел на нее, и как же тяжело было просыпаться! Однако она разучилась плакать, словно за первые дни после его смерти она выплакала все, что у нее было, и осталась только несгибаемая жесткая оболочка, идущая к своей цели. Она не подпускала к себе мужчин, и немало храбрецов получили по своему достоинству, пытаясь добиться у нее «аудиенции». В этом русле она была абсолютно непреклонна. Лекс не была против друзей и общения, но ее любовь, ее верность и тело навеки принадлежало только одному. Она знала, что это банально и отдает розоватостью, но она так решила, и все ее друзья и не думали пытаться ее переубедить. Удостоверившись, что с сыном все хорошо, она устало поднялась, поправив халат, вышла на кухню и налила себе один-единственный глоток виски. Она не пила, не пьянствовала, не курила, но иногда, когда боль слишком уж зажимала ей горло, она позволяла себе маленькую слабость в виде нескольких капель чего-то, способного

растворить в ней горечь и дать возможность забыться. Но это только ночами, наедине, при сыне — никогда. Она знала, что допустила в жизни много ошибок, и Эй-Джей стал ее шансом к искуплению, и она была готова использовать его на полную. За окном сходила с ума стихия, желая ворваться вовнутрь и снести все с лица земли. Девушка поежилась, глядя на сумасшествие, творящееся на улице, и стала медленно подниматься по лестнице, стараясь не смотреть на рваные следы на стене. Она привыкла к чему-то необъяснимому в своей жизни и старалась мириться с этим. Но тут взорвалась очередная молния, и на ее фоне, за спиной брюнетки, четко проявилась огромная фигура. Резко развернувшись, Лекс замерла: входная дверь была раскрыта нараспашку, и дождь нещадно хлестал по паркету. Не думая ни мгновения, она подошла к двери и выглянула на улицу, морщась от больно бьющих по лицу капель, которые, словно крохотные льдинки, царапали кожу. Однако на крыльце ничего не было, и на дорожке, ведущей к дому, тоже.

– Кто тут? – звонко спросила она, ее голос даже не дрогнул. Она не боялась, по крайне мере, за себя. Быстро повернувшись в дом и удостоверившись, что дверь в комнату сына плотно закрыта, она вышла на улицу и пошла по дороге, шлепая по лужам босыми ногами, не реагируя на холод.

На повороте, у калитки, тоже не было и намека на чье-либо присутствие. Но сердце говорило обратное: тут что-то есть. Близко. Прямо тут. Что-то снова мелькнуло за ее спиной, и Лекс круто развернулась, едва не упав на скользкой земле. Ее порядком разозлила эта игра в кошки-мышки, и она уже точно не желала быть мышкой. Стиснув зубы, она пошла дальше, выходя за территорию своего участка. Кругом — ни души, ни одного живого существа, только бешеная, срывающаяся в цепи стихия, и нечто, звенящее в ушах. И еще луна, огромная, нереально белая, огромная луна, возвышающаяся над поляной, словно закрывающая собой все небо. Разве такое возможно? Снова нервно обернувшись и взглянув на дом, девушка замешкалась, не зная, что ей делать дальше: она не могла оставить сына, да и ходить по городу в таком виде тоже не самая хорошая идея. Но она должна была что-то сделать, что-то предпринять. И тут свет луны, льющийся ей в спину, дрогнул, словно его кто-то перекрыл. Обернувшись, брюнетка успела увидеть только огромную черную фигуру, закрывающую собой ночное светило, да громадные крылья, растворяющиеся во тьме. И тьма поглотила ее, глуша в себе.

Жесткие холодные прутья больно впиваются в кожу плеч и спины, а в нос бьет затхлый, неприятный запах. Открыв глаза, брюнетка резко села, оглядываясь. Она лежала на старой, словно больничной койке, кое-как прикрытой тонкой, рваной тканью. Четыре серые, грязные стены с оборванными обоями и кляксами, шкаф с зубьями разбитых стекол, неустойчивый стул с неровными ножками и … и все. Вот и вся комната. Через заколоченные досками окна рвется шум с улицы, и редкие, любопытные капли падают на грязный холодный кафельный пол. Лекс поежилась от холода, одернув ноги от ледяного пола, и огляделась, стараясь разглядеть хоть что-то в полутьме. Сердце тихо стучало где-то в груди, она не знала, откуда ждать опасности, нападения, все ее мысли были заняты только тем, сможет ли она перевести все внимание на себя, чтобы ее сына не тронули.

– Прости .., – послышался хрип в углу комнаты, и девушка, как бы не храбрилась, резко дернулась, отскакивая к жесткой стене, вглядываясь в темный угол, – я … я не хотел тебя пугать, – продолжил все тот же неловкий, ломающийся голос. Синие глаза немного привыкли к полумраку, и Лекс смогла разглядеть высокую фигуру, из спины которой вырывались огромные крылья, исчезающие в дымке тьмы.

– Кто ты? – резко осведомилась она, сглотнув. Незаметно пошарила взглядом вокруг в поисках хоть какого-нибудь оружия или предмета для защиты — ничего. Она один на один с непонятным существом.

Фигура промолчала, не шевелясь, только ее крылья колыхнулись от ворвавшегося ветра. Спустя несколько секунд она медленно сделала шаг вперед, входя в круг света тусклой, полуразбитой лампочки, каким-то непонятным образом вкрученной в потолок. Свет медленно пополз по телу, и синие глаза увидели бледные, исполосованные рубцами и ранами ноги, рваные штаны с каплями засохшей крови, мускулистую обнаженную грудь, покрытую едва заметными татуировками, огромные черные крылья, влачащиеся по полу длинные иссиня-черные перья. И лицо: надменно выгнутые губы, пустое выражение лица, черные дыры выразительных глаз, обрамленных длинными ресницами, длинные небрежные пряди темных волос, спадающие до плеч. Мужчина взирал на нее сверху вниз, словно не дыша, ему это явно не требовалось. Ни один мускул на его лице не дрогнул, ни блеска в глазах, ни намека на улыбку на плотно сжатых пухлы губах. А Лекс … она задохнулась, вцепившись в край койки побелевшими пальцами, не моргая. Ее глаза медленно, по миллиметру, скользили по телу мужчины, впитывая каждую его черточку, каждый изгиб, каждую складку, рану, царапину.

– Брайан? .., – просипела она, сглотнув. Выражение лица мужчины не изменилось, он оставался таким же бесчувственным и отрешенным, взирая на нее пустыми, лишенными каких-либо эмоций черными глазами, – Брайан .., – повторила брюнетка, понимаясь на нетвердых ногах, не обращая внимания на лед кафельных плит, – Брайан .., – снова и снова произносила она, а потом, бросившись вперед, просто упала перед ним на колени, уткнувшись лицом в его колени, обхватив их руками. Ее плечи дрогнули, она согнулась, раз за разом повторяя одно и то же имя, что дарило ей воздух. Мужчина молчал секунду, две, десять, потом по его лицу прошла судорога, и он просто рухнул на пол, прижимаясь девушку к своей груди, зарывшись носом в ее волосы. Его длинные пальцы с неровными ногтями больно впивались в нежную кожу, оставляя красные линии, но та не издала не звука, приникая к нему всем телом, дыша им, желая сплотиться, стать с ним единым целым.

Так они сидели, потеряв счёт времени, взрывов молний за окном, звона сердцебиения в ушах, одного на двоих. Они просто отстранились от всего мира, оглохнув, ослепнув, утеряв все органы чувств, растворившись в жалком тепле, таящимся в груди брюнетки.

– Расскажи .., – прошептала наконец она, прижавшись губами к сгибу его шеи, – расскажи мне все …

– Я выполнил свою клятву, – глухо отозвался Брайан, облизнув пересохшие губы.

– Расскажи, – повторила Лекс, подняв глаза и посмотрев на него. Брюнет помолчал, потом, подняв руку, прикоснулся к ее щеке самыми кончиками пальцев, не отрывая от нее взгляда.

– Я стал настоящим приспешником Лилит. Истинным Герцогом Ада. Я убивал десятками, сотнями, забирая жизни не задумываясь, выполняя ее приказы. Я жег дома, топил, резал, стирал с лица Земли целые поколения, ломал землю, ронял и крушил дома, вбирая в себя тысячи жизней, порой абсолютно невинных. И это произошло, я отработал свой срок, я стал … могущественным. У меня появились свои привилегии, возможности, Сила. Я никому не прислуживаю больше, но меня слушаются все. Я стою рядом с Дьяволом и Лилит в Преисподней и могу диктовать им свои права. Но я не всесилен. Однако я выудил себе один шанс, который в принципе не разрешён: один день на земле, даже не день, а несколько часов. Я мог выбрать все, что угодно, в награду за годы службы, но .., – его голос сошел на нет, и он негромко кашлянул, закусив губы, – я должен был увидеть … тебя. Должен был извиниться.

– Брайан .., – прошептала девушка и, приподнявшись, коснулась его губ, совсем легко, невесомо. Брюнет задохнулся, крепко зажмурившись, и едва ответил на поцелуй, задрожав.

– Я не чувствую, – с болью в голосе произнес он, открывая черные глаза, – я ничего не чувствую: ни вкус твоих губ, ни жар твоего тела, ничего. Это все равно, что держать в руках бездушную куклу.

– Не важно, – поспешно отозвалась Лекс, сморгнув слезы, – главное, что ты просто тут, просто … со мной.

– Я не заслуживаю … тебя … Я должен был отпустить тебя, – он провел рукой по ее волосам, спине, лопаткам, – но я не смог. Я даже не задумывался о чем-то другом. Я следил за тобой все эти годы, приходил ночами, путешествуя через тени, отгораживая тебя от проблем.