Мой темный Ромео

Шэн Л. Дж.

— Так глубокомысленно, — она хлопнула ресницами. — Нобелевская премия мира уже в пути. Убедись, что твой костюм выглажен.

Меня бесконечно бесило, что это была женщина, которой я доверил свою правду.

Я знал, что она сохранит мои секреты в безопасности. Это не давало мне абсолютно никакого комфорта, поскольку я хотел точно определить, проанализировать и проглотить каждый ее недостаток.

Что угодно, лишь бы сделать ее менее привлекательной для меня.

У нее действительно

было много недостатков.

Я вспомнил, как легко заметил их, когда она только переехала. Но все, что я ненавидел в ней – ее раскатистый громкий смех, ее беспорядочность, ее сверхъестественная способность дружить с чем угодно и кем угодно, включая комнатные растения, больше не раздражало меня.

Правда, в учебе у нее не было особых успехов, но она прочитала половину местной библиотеки менее чем за четыре месяца и шутила с пугающей скоростью.

Она также выставляла напоказ умение считать, сокрушая Вернона в шахматы и Зевса в игре.

Ее увлечение едой граничило с нездоровым, но ее познания во всем кулинарном меня восхищали.

Больше всего меня разочаровало то, что моя жена не была по-настоящему ленивой. Она просто ждала, когда станет матерью, чтобы направить всю свою энергию на своих отродий.

Вскоре, однако, я обнаружил вескую причину быть недовольным ею, пока мы шли от «Майбаха» к моему недавно приобретенному ресторану. Она тяжело дышала, как будто только что закончила марафон.

— Неужели ты так громко дышишь? Инопланетяне могут услышать тебя с соседних планет.

— Ты тоже в них веришь? — она оживилась, а затем искоса посмотрела на меня, заметив мое плоское выражение лица. — Подожди, тебя теперь раздражает мое дыхание ?

Я открыл ей дверь.

— Ты молода и по непостижимой причине, не связанной с твоим образом жизни, кажешься в отличной форме. Почему ты так тяжело дышишь?

— Я дышу нормально, Ром. Может быть, ты просто супер настроен на меня, поэтому слышишь меня, даже когда я молчу.

Ром.

Мое прозвище, сказанное с ее губ в форме цветка розы, звучало как самое красивое слово в английском языке. Когда Оливер и Зак назвали меня так, мне захотелось их врезать.

— Продолжай мечтать, Печенька, — я положил руку ей на спину, ведя ее к нашему столу, — и при этом не забывай быть вежливой, дружелюбной и воспитанной. Мне нужно дело Рейнольдса.

— Фу. Я планировала есть прямо из их тарелок, но теперь, когда ты попросил…

Том и Кейси уже ждали нас за столом. Они были не одни. Они привели с собой, черт возьми, своего малыша.

Таким образом, последовал шквал воркования и поцелуев.

Кейси сразу же восхитилась волосами, платьем,

глазами и вообще существованием Даллас.

Тем временем моя жена фактически схватила малыша и прижала его к своей груди.

— Кто у нас здесь?

— Фрида. Ее няня бросила нас в последнюю минуту, — Кейси вздохнула. — Вы не возражаете, не так ли?

— Возражаем? — судя по степени возмущения Даллас, можно подумать, что Кейси предложила поменяться парами. — Дети – моя страсть, а эта просто очень вкусная, не так ли, милая?

Несмотря на то, что это последнее предложение могло поставить ее в список наблюдения ФБР, у меня в груди пронзил приступ гордости.

Я изучал Даллас, глядя на нее глазами незнакомца. Ее красота оставалась непревзойденной. И все же больше, чем ее внешность, я восхищался ее выносливостью, нежностью, дерзкой честностью и преданностью детям.

Я не был настолько высокомерным, чтобы думать, что она довольна тем, что мы разделили. Она хотела большего. Чувства. Романтика. Свидания. Наследники .

Она также заслужила все это. Но единственный способ, которым я мог помочь, это отпустить ее, а я отказывался это делать.

Бессмысленная болтовня началась, как только мы уселись на свои места. Маленькая Фрида, кудрявая, в желтом клетчатом платье, сидела на коленях у Даллас и ела сжатую между пальцами пищу.

Я спросил о родителях Тома, турнире по гольфу и увлечении полетами на дронах, обо всем этом я заботился чуть меньше, чем мнением Канье Уэста о маргинализированных меньшинствах.

Обрывками я слышал, как Даллас и Кейси обсуждали с серьезными лицами хирургическую подтяжку бровей.

По идиотизму, без всякой причины, кроме неспособности оставить все как есть, я не слушал Тома Рейнольдса, за которым ухаживал несколько недель, слушая разговор Печеньки.

Ее ровное дыхание задержалось в моих ушах, сопровождаемое ее неистовым смехом, хрустом ее бесплатного хлеба и небольшими глотками, которые она производила, когда потягивала розовый мартини.

То, как она дула малиной на шею Фриды и гладила ребенка по плечу каждый раз, когда та суетилась.

Была ли она права? Была ли я просто слишком внимательна к ней?

Сама мысль заставила меня содрогнуться.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы перейти в деловой режим, но как только я это сделал, то забыл о существовании Даллас. Казалось, она развлекала женщин Рейнольдсов.

Я сделал мысленную пометку вознаградить ее сотрудничество в виде траха с ней.

Я бы поступил по-умному. Теперь, когда я знал ее менструальный цикл, я бы трахнул ее, когда шансов забеременеть было мало.