Мой темный Ромео

Шэн Л. Дж.

Холодный пот выступил у меня на шее. Даллас зашла в забегаловку и купила два огромных гамбургера со всеми излишествами, картошкой фри и газировкой.

Она сунула еду мне в руки еще до того, как сунула свою карточку обратно в бумажник.

— Ешь.

— Я подожду тебя.

— Ешь прямо сейчас, или я затолкаю это тебе в глотку, Ром. Клянусь Богом.

Что ж, она настояла .

Я съел все за считанные минуты. К тому времени, как мы проехали два квартала до парка, спрятанного за жилым кварталом,

все было съедено.

Печенька заглушила двигатель и повернулась ко мне.

— У тебя была паническая атака.

Стыд просочился в мой организм.

На самом деле, он никогда не уходил.

Я смотрел прямо перед собой, на горки и качели. Я никогда не позволял себе оставаться без еды более четырех часов. Не в течение десятилетий.

Это было единственной причиной, по которой я питался низкокалорийной и питательной пищей. Мне нужно было постоянно потреблять пищу, чтобы держать тревогу в страхе.

— Я просто был голоден.

— Чушь собачья. Ты самое дотошное создание, которое я когда-либо встречала. Ты никогда раньше не терял самообладания. Тебя что-то спровоцировало. Что это было?

Тебе мало моих секретов? И моих недостатков? Моих явных недостатков? Ты должна знать все ужасные вещи обо мне?

Вопросы, должно быть, были написаны на моем лице, потому что она кивнула.

— Я твоя жена. Твое безопасное убежище. Мне нужно знать все. Как я уже говорила, я никогда не предам тебя.

Отлично. Если бы она хотела заглянуть в мою душу, она бы это получила. Хотя никто не должен быть достаточно несчастным, чтобы стать свидетелем этого беспорядка.

В то же время я был бессилен отказать ей в чем-либо.

Мои секреты. Мои мысли. Мое сердце.

Все там, на серебряном блюде для нее, чтобы сожрать.

Женщина держала меня в таком удушающем захвате, что я последовал бы за ней в бездны ада, если бы она хотела насладиться теплой погодой.

Собрав обертки от бургера и картофеля, я сжал их в кулаке, избегая зрительного контакта.

— Как я уже говорил, Морган была не первым родео моего отца в Читвилле. Еще до нее у старшего была раздражающая привычка заваливать все, что имеет хоть какую-то дырку и хоть малейший интерес к нему.

Ее глаза прильнули к моему лицу, согревая мою кожу.

— Он время от времени изменял Монике. Их брак был организован по закону. Она родилась в богатстве - он хотел взять это в свои руки. Обе их семьи были итальянцами. Оба католики. Оба амбициозны. Это имело смысл. К сожалению, старший принял это за то, что это было - соглашение с выгодой, в то время как Моника безумно влюбилась в него, требуя от него верности.

Любовь была ужасной вещью. Это избавляло людей от уродства. Хотя я начал замечать, что это также выявляет красоту.

Печенька положила руку мне на бедро, сжимая его.

— Мои родители прошли через порочный круг. Ромео обманул. Моника выгнала его. Затем, в конце концов, он пополз обратно к ней за вторым шансом. Всегда

хочет оплодотворить ее снова. Промыть и повторить. Вот только ребенок так и не появился. Моника была совершенно бесплодна, если не считать счастливого старого меня.

Горькая улыбка скользнула по моим губам. Я сбился со счета, сколько раз жалел, что вообще не родился.

— Когда мне было шесть лет, Моника узнала об измене Ромео. Не только обман. Настоящий роман. Женщина переехала в его пентхаус в центре города. Принесла свое дерьмо. В том числе и ребенка.

Тот самый пентхаус, который я занимал время от времени, пока Печенька переворачивала мой мир с ног на голову. Тот самый пентхаус, который я делил с Морган.

Если подумать, я не мог найти более подходящей судьбы для этого пентхауса, чем сгореть дотла.

— Маленьким мальчиком я привык заботиться о себе, в то время как мои родители вошли в кризисный режим. Я сам готовил себе ванну, одежду, обед, домашнее задание. Моника почти не обращала на меня внимания, посвящая свое время неудачным заговорам соблазнения и попыткам оплодотворения. Неважно, что она не могла заботиться о своем существующем ребенке. Так что сначала, когда она выгнала старшего, я справился.

Выпустив дыхание, я взял руку Печеньки, все еще лежащую на моем бедре.

— Тогда я пошел в первый класс. Достаточно скоро стало очевидно, что в моей жизни не было взрослых. Я опаздывал в школу, если вообще приходил, так как водитель Моники часто выполнял ее поручения, не оставляя времени, чтобы отвезти меня. Я был неопрятным. Вонючим. Опаздывал с домашним заданием. К концу первого семестра в нашу дверь постучали из Управления по делам несовершеннолетних.

Пальцы Печеньки сжались на моей ноге. Я изучал люк в крыше, отказываясь видеть жалость на ее лице.

— Естественным решением было бы нанять няню, но мои родители и раньше обжигались. Прошлые няни постоянно нарушали свои соглашения о неразглашении, болтая в прессе. Мать Зака предложила взять меня на несколько недель, месяцев - сколько бы времени это ни заняло.

К тому времени мы с Заком стали неразлучными братьями.

— В конце концов, старший не мог вынести позора, который он принесет на порог, если люди узнают, что он передал своего единственного ребенка незнакомцам. Он был озлоблен и зол на Монику за то, что она провалила свою единственную работу - быть матерью. Итак, он нашел решение. Он отправил меня к своей младшей сестре в Милан.

Сабрина Коста была воплощением горячего беспорядка. Дитя любви привилегий и глупости.

Женщина проводила время, прыгая от одних токсичных отношений к другим, не переводя дыхания. Она заполняла свои дни вечеринками, покупками и добычей кокаина без ведома своей семьи.

Пристрастие к наркотикам увлекло ее за океан, туда, где ее родители не могли следить за каждым ее шагом.

Даллас положила мои руки к себе на колени, вытирая с них жир бургеров.

— Они увезли тебя посреди учебного года?