Мой XX век: счастье быть самим собой
Шрифт:
«Уважаемая Людмила Алексеевна!
В Главную редакцию издательства я сообщил о своем несогласии с рецензией А. Андриянова, рецензией необъективной и недоброжелательной.
В дополнение к высказанному в письме в Главную редакцию сообщаю Вам следующее:
Все эти месяцы я работал и продолжаю работать над рукописью, над стилем, языком, композицией, словом, обычное дело, когда автору хочется снова и снова возвращаться к своему сочинению, когда приходят какие-то новые мысли по ее улучшению. Но вот что меня больше всего стало беспокоить – это музыкальная, искусствоведческая, что ли, сторона моего сочинения. Конечно, грубых просчетов в рукописи нет по этой части, но могут быть какие-то
В связи с этим я прошу Вас направить мою рукопись на контрольное рецензирование доктору искусствоведения, члену Союза композиторов Игорю Федоровичу Бэлзе, который может дать отзыв и обо всей рукописи (он и выдающийся литератор), и, в частности, о музыкальной ее стороне (он писал и о Шаляпине, хорошо знает то время). Тем более, что И.Ф. Бэлза читал первую часть моей книги и высказал ряд критических замечаний, очень полезных и своевременных... Хуже было бы, если бы он эти замечания высказал мне после публикации, было бы крайне досадно. Да и вообще от него, очень авторитетного для меня человека как специалиста, я приму любые его замечания.
Итак, я принимаю некоторые замечание Н. Самвеляна, принимаю замечания редакции, что еще нужно поработать над языком и стилем вообще, одновременно прошу Вас параллельно с доработкой рукописи дать на контрольное рецензирование.
С уважением В.В. Петелин.
6 апреля 1983 г.».
Л.А. Сурова в ответ:
«Уважаемый Виктор Васильевич!
Мы ознакомились с Вашими письмами, в которых Вы выразили готовность работать над рукописью «Восхождение» по замечаниям рецензентов и редакции.
Учитывая Вашу просьбу, второй экземпляр рукописи параллельно направляем на отзыв И.Ф. Бэлзе. Результаты Вашей работы по его замечаниям и по замечаниям, высказанным в нашем письме от 10 марта с. г., будут рассматриваться по представлении Вами рукописи с доработки.
Зав. редакцией Л. Сурова.
13 апреля 1983 г.».
Прошло несколько месяцев напряженной работы над рукописью «Восхождение». Я сдал ее в редакцию как раз тогда, когда начались нападки на мои биографические книги.
«Московский рабочий» – тов. Петелину В.В.
«Уважаемый Виктор Васильевич!
Мы ознакомились с последним вариантом Вашей рукописи «Восхождение», представленной по договору № 4 от 11 января 1982 г. 2 ноября 1983 года. В основе представленного варианта лежит публикация Вашего повествования в журнале «Москва», №№ 9 и 10 за 1983 г. Но издательства, как вытекает из многолетней практики, вправе предъявлять к произведениям, опубликованным в периодической печати, свои требования. Вам, видимо, известна серьезная критика исторических произведений в разных жанрах, появившаяся в последнее время в печати. И хотя редакцией и рецензентами в свое время Вам давались рекомендации, касающиеся идейного освещения описанных Вами исторических событий, рукопись и сейчас небезупречна в трактовке ряда лиц и фактов.
Вы проделали большую работу по замечаниям редакции и рецензентов. Так, Вы устранили идеализацию в освещении образа паря Александра III, притушили положительную оценку К. Победоносцева, выполнили многие наши указания, провели редакционную работу по тексту. К сожалению, к просьбе продумать характер отношений Шаляпина с Горьким Вы отнеслись слишком формально и исключили образ великого друга певца из повествования вообще.
Однако в полной мере удовлетворить издательство проделанная Вами доработка рукописи не может. При всех видимых изменениях
Невыполненным осталось главное требование издательства, сформулированное в письме к Вам от 10 марта 1983 г.: «Необходимо более четко, не замутняя основную тему побочными, далеко не всегда значительными эпизодами, выявить главную линию повествования, сформулировать ведущую мысль и идею». В «Восхождении» и сейчас отсутствует собственная авторская концепция личности Ф.И. Шаляпина в контексте своего времени. Вы не сумели подчинить обширный материал классовому, марксистскому пониманию той эпохи, о которой идет речь в повествовании, о роли в ней деятелей русской и, как показали события, мировой культуры. В редакционном заключении Вам рекомендовалось обратить особое внимание на неправомерно обширный объем глав о Т.Н. Филиппове, М. Нестерове и др. В отношении Т. Филиппова никак нельзя считать приемлемым Ваше практически безоговорочное сочувствие его крайне реакционным славянофильским взглядам, недвусмысленно выраженное Вами в главе «Раздумья Тертая Филиппова». Глава эта к жизни и творчеству Шаляпина не имеет никакого отношения, зато вносит в повествование серьезные идейные просчеты. Весьма сомнительны мысли о честном приобретательстве царского сановника, его суждения о крайне реакционных трудах К. Леонтьева, И. Аксакова, В. Соловьева и др.
Мы не можем согласиться также и с Вашей трактовкой личности М.В. Нестерова, крайне суженной и тенденциозной. Весьма подробно описываются Вами поиски художником образов русских святых и старцев, под предлогом размышлений художника явно преувеличивается роль в отечественной истории преподобного Сергия Радонежского. Как известно, подобные попытки пересмотра исторических фигур и в частности Сергия Радонежского совсем недавно подвергались серьезной критике в партийной печати.
Практически неосуществленным осталось и следующее, очень важное требование редакции: «Шаляпин вне сцены выглядит не очень значительной личностью. Хотелось бы, чтобы Вы поработали и в этом направлении, потому что Шаляпин-человек не может быть примитивнее Шаляпина-артиста. Второй немыслим без первого». Как ни горько это признавать, Шаляпин-человек и сейчас выглядит личностью примитивной, порою пошлой. В одной из рецензий Вам указывалось на недопустимость таких приемов, как навязывание великим людям суждений, невозможных в их устах. Вы же в кавычках, от первого лица, как бы воплощая мысли самого Федора Ивановича, заставляете героя высказывать не только не свойственные ему, но противоположные его взглядам мысли: «Как переживал я в первые минуты после ссоры, думал, никогда не приду в себя от поразившего меня шока... Никому нельзя наступать на мозоль, даже женщинам, с которыми спишь...» У самого Шаляпина речь шла о первой его любви, оскорбленной вторжением в нее пошлости.
Заключая в кавычки речи, невозможные для своих героев, Вы в то же время часто пренебрегаете необходимыми порой ссылками на источник, о чем Вам указывалось и в письме редакции, и в рецензиях. Здесь дело иногда доходит до прямого нарушения этических норм писателя-документалиста. Так, использовав воспоминания художника И. Бондаренко о работе Шаляпина и Серова над образом Олоферна, Вы не сочли даже необходимым упомянуть мемуариста в числе действующих в эпизоде лиц. Позаимствовав из воспоминаний Ю. Юрьева эпизод о том, как он учил Шаляпина держать руки на сцене, Вы отдали приоритет в этой науке Мамонту Дальскому.