Моя драгоценная гнома

Лакомка Ната

— Стольмвиллет — захолустье! А у нас только пошли хорошие заказы! Скоро о нас узнают в столице…

— Да к хвостам и рогам эту столицу, — сказал папаша упрямо. — Прежде всего, я должен позаботиться о тебе. Мне недолго осталось, тебе нужен муж, чтобы заботился.

— Пап, ну что ты такое говоришь? Ты еще сто лет проживешь! И зачем нам кто-то чужой? Нам так замечательно вместе, — я грустно вздохнула и прибегла к последнему средству: — Здесь ведь могила мамы…

Отец вдруг решительно рубанул ребром ладони воздух и сказал, как отрезал:

— Мама поймет и простит!

8

Если

что-то втемяшилось папаше в башку — выбить это невозможно. Я смогла лишь уговорить его повременить с переездом до конца года — мол, налоги уплачены, лицензия продлена, не надо ломать то, что долго строили.

Я надеялась, что к концу года его решимость поутихнет, если появятся заказчики из столицы. Вот только нас пригласят в графский замок, и тогда!.. Но дни шли, а вдовствующая графиня и ее дочери не посылали за нами.

Все только и говорили, что о предстоящем торжестве по случаю женитьбы принца, и заказы сыпались на нас, как из волшебного бездонного рога. В тот день мы с папашей сидели от утра до полудня, не разгибая спины. Я плела сетку для волос, а он корпел над шлифовкой камней, превращая бесформенные булыжники в гладкие, как спинки майских жуков, кабошоны.

Дверной колокольчик звякнул, а потом в дверь требовательно постучали. И это было странно, потому что сегодня шел седьмой день недели — день отдыха, и ни одна лавка не работала. Гости к нам не ходили, мы никого не ждали — очень странно.

Мы с папашей одновременно вскинули головы, посмотрев друг на друга.

Стук продолжался — настойчивый, хотя и не слишком громкий.

— Пойду, посмотрю, — папаша отложил недошлифованный камень и пошел открывать.

Я тоже пошла, хотя к дверям не подходила — остановилась в коридоре, в полутьме.

Прежде всего отец выглянул в крохотное окошко — не больше четверти ладони, заделанное прозрачной слюдой. Это было его изобретение, которым он страшно гордился — так можно было увидеть, кто пришел, не отпирая двери. Посмотрев в «глазок», он торопливо отомкнул три замка, сдвинул задвижку с хитрой пружиной, и распахнул двери.

Вошла женщина — эльфийка, настоящая дама. Она была уже в возрасте, потому что волосы на висках и надо лбом серебрились сединой, но лицо было юным, без единой морщинки. Эльфы не старились до самой смерти, чем несказанно гордились. И, собственно, было чему гордиться и чему завидовать.

— Это лавка «Багз и сын»? — спросила эльфийка.

Она была одета дорого, но просто — в черное шелковое платье и шелковую пелерину, обшитую черным воздушным пухом, я никогда не видела таких пушистых птиц, но смотрелось красиво.

— Та лавка, та, госпожа, — раскланялся отец. — Чем служить вама?

— Если ты ювелир, то чем еще можешь услужить? — холодно улыбнулась дама. — Моя госпожа — леди Симила Дарель желает заказать кое-что. Вернее, много чего. Она ждет тебя в загородном замке, прислала карету, — дама изящно повела в сторону двери рукой. — Собирайся, я отвезу. Работы можешь не брать, леди Сесилия сказала, что знает твое мастерство, доказательства ей не нужны.

Леди Дарель была одной из

богатейших дам нашего города. У меня даже дух захватило, едва представила, каким может оказаться заказ! А папаша вообще от удовольствия покраснел — еще бы! даже работы не нужны! одно имя говорит за себя!

Но здравомыслия он не утратил и напомнил леди посыльной:

— Но сегодня дня отдыха, госпожа. Передайте леди Симиль, что мы с сына прибудем завтра.

— Сегодня, гном, — сказала дама, наклоняясь к папаше почти лицом к лицу. — Леди Симила не терпит, когда ей перечат. Так что и тебе не советую.

— Узнают, лишат лицензия, — мрачно уперся папаша.

Я кусала костяшки пальцев — я бы рискнула! Кто узнает? Не станет же знатная эльфийская дама доносить на какого-то гнома!

— Не узнают, — дама выпрямилась и вытащила из рукава белоснежный платочек, пахнущий духами, и помахала у лица, словно прогоняя неприятный запах. — Леди Симила не выдаст тебя. Уступишь ее капризу — наградит щедро. Собирайся.

Папаша медлил, и я выскочила в прихожую и пробежала к нему. Поклонившись даме, я схватила отца под руку и зашептала:

— Соглашайся! Леди Симила хорошая, она помогает приюту и церковной школе! Она не станет нас выдавать!

— Хорошо, мы поедема, — ответил отец после недолгих колебаний.

— Жду вас в карете, гномы, — с улыбкой произнесла дама и грациозно выплыла вон, оставив после себя аромат диковинных благовоний.

— Проверь замки, — велел отец, приглаживая волосы. — И дай мне черную парадную куртку. И сама приоденься, мы должны произвести впечатление.

— Твои работы уже произвели на нее впечатление, — подольстилась я, притаскивая отцу куртку и помогая переодеться.

— Или твои, — хмыкнул он.

Да, возможно что и мои.

Отец не хотел, чтобы о моих талантах узнали, поэтому все мои работы выдавал за свои. И хотя мне иногда было досадно, что никто не знал Эрма, сына Багза, я понимала, что папаша действует из лучших побуждений. Ювелиры всегда были уязвимы перед ворами, грабителями и алчными богачами, а у нас даже охраны не было, потому что папаша не доверял охранникам. Замкам — доверял, а охранники… Они могут оказаться такими же ворами, а на лбу у них «честный» или «грабитель» не написано.

Карета, в которой нас везли, была самой богатой из всех карет, которые мне приходилось когда-либо видеть. Внутри она была обита и устлана коврами, а сиденья были мягкими, кожаными. В такой карете можно и поспать, если дорога долгая.

Мы с папашей сидели на одной стороне, а на другой расположилась эльфийка. Было неловко заговаривать, но папаша пытался пару раз завязать разговор. Только эльфийка отвечала односложно, хотя неизменно любезно, и папаша замолчал.

Я задремала, пока мы добрались до загородного дома леди Симилы, и очнулась, когда отец ткнул меня в бок. Мы вылезли из кареты, щурясь от солнца, и замерли, раскрыв рты. Дом был не просто домом, а настоящим дворцом — из белого камня, с колоннами, воздушный, будто сотканный из облаков. Вокруг него были проложены ровные дорожки, посажены цветы, и белые павлины бродили туда-сюда, волоча длиннющие хвосты.