Моя еврейская бабушка (сборник)
Шрифт:
Через неделю ко мне в каморку пришел опер с Литейного. Сел на стул и уставился на меня, внимательно разглядывая. Я терпеливо ждала, когда он разразится бранью. Но он не разразился.
– А ты молодец! Настоящий мент! – заявил он, словно приговаривал меня к пожизненному предназначению.
Я молчала, ожидая объяснений.
– Я проверил твоего Шулькина, съездил в район, навестил его, разговорил, – сказал оперативник, посмеиваясь, – он сказал тебе правду. У него не было жены, он замочил свою сожительницу. Я только что нашел ее попу в трусах.
– А почему в трусах? – Я округлила глаза. Такого я еще не слышала. Что-то новенькое в криминальной хронике.
– Так он же интеллигент. Он все делает с оттопыренным мизинцем. Такой не может расчленить голый труп. Это дурной тон. Ему неловко свежевать голую женщину. В одежде как-то сподручнее.
Коллегу явно зашкаливало от профессионального цинизма,
– Тебе тоже премия положена, – небрежно бросил опер, – это ведь с твоей подачи мы раскрыли «глухарь».
Меня затошнило. Я с трудом сдерживала спазмы. Сейчас вырвет. Я набрала как можно больше воздуху и перестала его выдыхать. Вдруг поможет. Во все глаза я смотрела на оперативника со стажем из отдела по раскрытию убийств. Он ведь каждый день с убийцами дело имеет. Даже во мне девушки не видит. Он заработал себе право на вольности в беседах с юными лейтенантами.
Оперативник, не услышав от меня слов благодарности, легко поднялся и испарился из каморки, совсем как Рафаэль накануне.
Премию я получила, деньги потратила быстро: купила себе модный сарафан и щеголяла в нем все лето.
Но я хотела знать истину. Мне было интересно, что же произошло на самом деле. И я пошла к Шулькину в изолятор, намереваясь влезть в его душу, чтобы понять первопричину.
Жил-был на свете интеллигентный юноша по имени Дима. Родился в приличной еврейской семье с академическими корнями. Однажды на свою беду встретил уникальную женщину, она была немного старше его. Год-два, не более. Он возьми да и полюби ее на всю жизнь. Отдался ей всей душой без остатка. А она, почувствовав силу его любви, пустила ее по ветру, и что она только не вытворяла! Пьянствовала, на его глазах приводила других мужчин, да не по одному, а сразу по несколько, он все терпел. Родители Шулькина выгнали ее из дома, Дима отказался от них. Он отправился следом за ней. Сначала они вместе скитались по углам, а потом он устроил ее работать в жилконтору, там ей дали ведомственное жилье, и уже на новом месте она вновь пустилась во все тяжкие. Она не отпускала его от себя, хотела, чтобы он видел ее такой, какой она была в действительности. Сначала выпивала, потом стала пить все больше и больше. Шулькин тоже пробовал пить вместе с ней, но у него ничего не вышло. Она кричала на него, позорила его: «Ты не мужчина, не человек, гнилой интеллигент, слишком мелкий для меня, мне нужны настоящие мужчины!» Ее собутыльники смеялись над ним. Все деньги, которые ему втайне от отца привозила мать, он тратил на нее.
Однажды он не выдержал, схватил нож и нанес ей несколько ударов. Она весело рассмеялась в ответ. Она была еще жива, но продолжала смеяться над ним. Он стал наносить ей удары, а она смеялась. Когда он понял, что она мертва, испугался. Разрезал ее на части, разложил по пакетам и закопал в нескольких местах. Из них запомнил только одно, именно то, где лежала задняя часть ее тела.
Никто не мог поверить, что он мог это сделать. Да и сам он долго не мог осознать, что произошло с ним и с ней. Его никто не заподозрил. Пропала гулящая женщина, даже не спохватились. Никто о ней не горевал. И никто и никогда не смог бы докопаться до истины, если бы однажды она не пришла к нему. Она пришла целая и невредимая, чистая и невинная. Он знал, что она не такая, поэтому не поверил, а она мучила его своей чистотой. Она стала его наваждением. Сначала приходила по ночам, потом стала являться днем. И настолько она измучила его, что жизнь ему опостылела. Позже он признается мне, что даже покончить с собой не мог, пока не расскажет всем, какой она была настоящей. Именно тогда его ноги привели в мою каморку.
Она называла его Рафаэлем. Они вместе учились в университете на филологическом. Она приехала откуда-то из тьмутаракани. Ее исключили из университета еще на первом курсе за то, что она сошлась со студентом-эфиопом за деньги. Ее звали Маргарита.
Санкт-Петербург, Россия, 05.01.2011 г.
Сибирский характер
Великое дело – Интернет! И как только мы без него обходились? Почитай вся жизнь прошла впустую. Я не являюсь любителем часами просиживать в Сети, глаза жалею, но иногда заглядываю, так, новости посмотреть, собственный рейтинг взвесить. Меня в Интернете много, мне нравится видеть свою фамилию на разных сайтах, количество упоминаний обо мне тешит мое самолюбие. Как-то ткнула мышкой в одну строчку и замерла… Бакшеевская средняя школа. Я окончила школу в 1973 году. И всколыхнулась память, словно в озеро бросили камешек, и пошли круги один за другим, наматывая волны воспоминаний.
Бакшеево – небольшое село на Иртыше в Западной Сибири.
Ничего мне было не мило в тех краях, я рассматривала село и школу как временное и несправедливое пребывание в страшном и обреченном месте. Примерно с такими настроениями я благополучно доползла до аттестата. Училась неровно, то блистала, то уходила в глухую оппозицию, в итоге классный журнал пестрел моими пятерками вперемешку с двойками.
В десятом классе меня определили на одну парту с отличником, словно в ссылку сослали. Моего одноклассника звали Ваней. Мне он категорически не нравился, правильный такой, отличник, пример всему классу, а я не то чтобы совсем уж сорви-голова, но девушка с характером. Сидеть с Ванькой я не хотела, но делать было нечего, класс выпускной, и мне пришлось смириться с решением педсовета. Сосед мой отнесся к моему переселению вполне корректно, недаром ведь отличник, обладая характером терпеливым, он ни в чем мне не перечил. Что я только ни вытворяла над ним, как же я измывалась и что только ни придумывала, чтобы вызвать его на конфликт! Но ничего не помогало, отличник Ваня не поддавался на мои провокации. Крепкий орешек! И чем больше он терпел, тем больше я входила в раж. Однажды я прочертила границу на парте, чтобы он, не дай бог, не залез локтем на мой край, а если он все-таки залезал, я довольно больно пихала его на другую сторону. Ваня поспешно убирал руку, словно его уличили в чем-то нехорошем. Дальше-больше… Тогда детей в школу пускали только в форме, но девчонки ловко вывернулись из рамок суровой действительности. Ведь нам так хотелось быть непохожими друг на друга! Все выпускницы укоротили подолы до невозможных пределов. В таком платье нельзя было писать мелом на доске, только поднимешь руку, как сзади раздается громкий смех – трусики торчат.
Мы умудрялись что-то изображать, выжимая из себя невозможное, легкими штрихами черкали мелом где-то внизу доски, выкручивая телом немыслимые зигзаги. Моя юбка, разумеется, была короче, чем у других девчонок, мне нравилось шокировать окружающих.
Уборщицы в нашей школе не было по каким-то непонятным нам причинам, и нас заставляли убирать класс, но я не могла возиться со шваброй и ведром по причине короткой юбки, больше того, я не могла даже слегка наклониться, мне и пошевелиться-то было невмочь. Разумеется, пол в классе мыл отличник Ваня Чуланов. Вместо меня. Я приказывала, а он исполнял приказы, причем абсолютно безропотно, по первому моему требованию. Но и на этом я не остановилась. Я пошла еще дальше в своих экспериментах. Ваня стал решать вместо меня все контрольные по математике, физике, химии и географии. Сначала он делал мой вариант, а потом уж свой, я же подгоняла его, боясь, что за столь непристойным занятием меня застукает учитель физики, он же учитель математики, географии и так далее. В сельской школе один преподаватель учил сразу нескольким дисциплинам. Благодаря Ване Чуланову я до сих пор не знаю географии, именно он разбаловал меня своими знаниями. Зато я блистала по всем гуманитарным предметам.
Мы славно дополняли друг друга, но уже к весне я потеряла всяческий интерес к Чуланову, а перед выпуском перестала его третировать. С ним все было ясно, он влюблен в меня, он на все согласен, но он тюфяк, с ним скучно и неинтересно. Безмолвный и безропотный влюбленный, но с таким не видать мне звездной жизни. После школы я напрочь выбросила его из памяти и никогда о нем не вспоминала. Он не оставил в моем сердце никакого следа. Ваня ничем не смог меня удивить, а его терпение и бессловесность вызывали во мне лишь легкую брезгливость. Единственное, что забавляло меня в этой ситуации – наши тонкие и высокие отношения ни разу не вышли за пределы парты. Они остались нашим секретом на двоих. Ваня словно очертил невидимый круг, и я была благодарна ему за умение закрыть женщину своим надежным плечом. В том, что у него крепкое и надежное плечо, я ни секунды не сомневалась даже в то далекое время.