Моя любимая ошибка
Шрифт:
— Мама, ну почему ты всегда во всех грехах обвиняешь правительство?
— Потому что очень часто именно так и случается. Возможно, она кибершпион или что-нибудь в этом роде.
— Я тебя обожаю.
Санни прищурилась и слегка пнула сына ногой.
— Ну вот, теперь ты произносишь эти замечательные слова покровительственным тоном. Делаешь вид, что тебе смешно.
— Скажем так: по-моему, эта женщина не тянет на шпионку, — с трудом сдерживая ухмылку, признался Брукс.
— Но ведь это вполне естественно. Настоящий шпион не должен выделяться
— В таком случае шпионка из Эбигейл получилась паршивая, потому что она явно не сливается с толпой.
— Ладно. Тогда, может быть, она скрывается от жестокого любовника.
– Не обнаружил в ее личном деле ни одной попытки выдвинуть против кого-либо обвинение.
— Не все женщины обращаются в таких случаях в полицию, некоторые просто убегают.
Бруксу вспомнился подбитый глаз Мисси.
— Верно. А некоторые мазохистки предпочитают остаться. Одно мне совершенно ясно: весь этот арсенал оружия и секретные замки свидетельствуют о том, что дело плохо. И не важно, от кого она скрывается, если дело обстоит именно так. И если зло, от которого Эбигейл бежит, настигнет ее здесь, я за это в ответе. Так что, хочет она или нет, за нее саму я тоже несу ответственность.
— Я тебя обожаю.
— Как прикажешь понимать твои слова: желаешь посмеяться или выглядеть снисходительной?
— Нет. — Санни погладила сына по лицу. — Просто констатирую факт.
9
Санни ехала по извилистой дороге, ведущей к дому Эбигейл Лоуэри, понимая в душе, что сын не одобрит ее поступок. Однако она имела обыкновение делать то, что считает нужным, если это никому не причиняет вреда. За исключением случаев, когда человек заслуживает плохого отношения. Как бы там ни было, вчерашний визит сына стал для Санни хорошим предлогом заглянуть во владения Эбигейл.
Она припарковала машину, прищелкнув языком при виде внедорожника, пожирающего уйму бензина.
Но сам дом, который исключительно удачно вписался в окружающий пейзаж, ей понравился. От внимательного взгляда не ускользнули безупречные клумбы, готовые к посадке весенних цветов, а при виде теплицы в сердце шевельнулась белая зависть.
Чудесное утро как нельзя лучше подходило для визита. В воздухе слышался шепот весны, на деревьях зазеленели листочки, и начал оживать дикий кизил.
Для верности Санни испекла утром черничный пирог, перед которым еще никто не устоял.
Она вышла из машины, поднялась на крыльцо и постучала в дверь, которая вскоре приоткрылась на несколько дюймов. Санни расплылась в лучезарной улыбке:
— Привет, я Санни О’Хара, мама Брукса.
— Здравствуйте.
— Слышала, Брукс вчера к вам заезжал, вот и решила, что могу последовать его примеру. Дай, думаю, навещу наконец эту затворницу, что живет в наших краях вот уже год.
— Благодарю, миссис О’Хара, но…
— Просто Санни. Я испекла для вас черничный пирог.
— О…
За всю свою жизнь Санни не встречала человека, который бы пришел в такое смущение при виде черничного пирога.
—
— От любой работы можно отвлечься на несколько минут и отведать пирога. Как вас зовут близкие, Эбби, да?
— Нет, так меня никто не называет.
— Хорошо, Эбигейл — чудесное старомодное имя. Так вот, Эбигейл, должна сразу признаться, что отношусь к числу женщин, которые умеют настоять на своем. И проще сразу пригласить меня ненадолго в дом, потому что я приду еще и еще и в конце концов вам все равно придется это сделать. Полагаю, у вас при себе оружие. Я осуждаю ношение оружия, но читать вам нотацию не стану. Во всяком случае, сегодня.
Она одарила Эбигейл улыбкой, такой же лучезарной, как ее имя.
— А я не ношу ни оружия, ни других представляющих опасность предметов, за исключением свежеиспеченного пирога. Он содержит массу калорий, но вы такая тоненькая, словно тростинка, так что можете себе позволить не задумываться о калориях.
— Не хочу показаться грубой, но…
— А по-моему, хотите, — с бодрым видом перебила Санни. — И у кого повернется язык вас за это винить? Давайте договоримся: вы приглашаете меня в дом и съедаете кусочек пирога, а потом можете грубить сколько душе угодно. Я не обижусь.
Не видя пути к отступлению, едва скрывая раздражение, Эбигейл убрала руку с револьвера, прикрепленного к обратной стороне столешницы стоящего у дверей столика.
Она не сомневалась, что стоящая в дверях женщина — мать Брукса Глисона. Такой же напористый нрав, замаскированный под дружелюбность, то же телосложение.
Не говоря ни слова, Эбигейл открыла дверь, отступая на несколько шагов.
— Ну вот, и ничего ужасного… Ой, какая изумительная собака! — Санни, сунув Эбигейл блюдо с пирогом, бесстрашно опустилась на четвереньки перед псом. — Привет, великан! Ах ты, славный парнишка! Можно его погладить? Полтора месяца назад умер наш Тор. Ему было семнадцать лет, совсем слепой, как летучая мышь.
— Примите соболезнования.
— Мне так его жаль, все глаза выплакала. Правда, в утешение остался старина Чак, наш кот. Но это совсем другое. Мы собираемся снова завести собаку, но я пока не готова. Боюсь, не сумею его так же полюбить, как Тора. Как же тяжело с ним было расставаться…
Эбигейл с беспомощным видом вцепилась в блюдо с пирогом.
— Ами, — скомандовала она собаке. — Ами, Берт. — Теперь можно его погладить.
Берт покорно подставил спину и даже слегка заурчал от удовольствия.
— Вы даете команды по-французски. Вы француженка?
— Нет, просто говорю по-французски.
— А ты, Берт, тоже знаешь французский? Да ты настоящий красавец. Смотрите, у него карие глаза, совсем как у Брукса. Славная собака.
Глаза Санни наполнились слезами. Смахнув их, она поднялась.
— Простите, никак не оправлюсь от потери.
— Трудно пережить смерть.
— Вы правы. — Санни откинула за спину косу и, вздохнув, огляделась по сторонам. — А вы большая чистюля, верно?