Моя любимая ошибка

Робертс Нора

Брукс отпил из бокала:

— Что, отрепетировала заранее? — Он с усмешкой ткнул пальцем в сторону Эбигейл. — Ну, точно! Угадал!

Эбигейл напряглась всем телом от чувства нахлынувшей обиды и унижения.

— Не вижу ничего забавного в том, что хочу точно сформулировать и выразить свои мысли и точку зрения на некоторые вещи. Не понимаю, что здесь смешного?

Ледяной тон, которым были произнесены эти слова, не произвел на Брукса желаемого впечатления, и на его лице по-прежнему сияла улыбка.

— Пожалуй, для большей убедительности

тебе стоило стать рядом, в этом же конце комнаты?

— Это еще один способ выразить свою точку зрения, которая и является твоим логическим обоснованием.

— Да, Эбигейл, это имеет большое значение для моего образа мышления. Думаю, тебе пришлось изрядно напрячься, чтобы подготовить столь блистательную речь, да только в результате получилась полная чушь.

— Если не можешь вести дискуссию, не выходя за рамки приличий, как и подобает разумным людям, лучше уезжай.

Брукс с бокалом вина в руке, слегка отклонившись назад, оперся о кухонный стол. Его непринужденная поза являлась полной противоположностью застывшей в напряженном ожидании Эбигейл.

– А ведь дискуссия в твои планы не входила. Хотела эффектно произнести заготовленную речь, а дальше что? Мне отводилась роль молчаливого слушателя. Знаешь, Эбигейл, если и правда хочешь, чтобы я ушел, придется раскрыть карты, объяснить, что тебя тревожит, чего ты так боишься и за что переживаешь.

— Я же сказала: просто пропал интерес.

— И снова лукавишь. Я не хочу быть рядом с женщиной, которой неприятна моя компания. Если дело обстоит именно так, прояви уважение к моим чувствам и скажи честно. Тогда мне остается зажарить отбивные, потом мы поужинаем, и я уеду. Это, насколько я понимаю, справедливое решение для обеих сторон.

— Говорю же, моя работа…

— Прекрати, Эбигейл. — Весь вид Брукса выражал бесконечное терпение, как в разговоре с малым ребенком, и Эбигейл не выдержала, взорвалась:

— Ну почему с тобой ничего не получается, как задумано? Вечно неадекватная реакция! Как можно что-либо обсуждать с человеком, который нарочно отказывается проявить хоть каплю здравого смысла?

— Рискую окончательно тебя разозлить и вывести из равновесия, даже стоя на своем месте, и все-таки утверждаю, что веду себя как и полагается человеку рассудительному.

— Тогда прекрати.

— Прекратить быть разумным человеком?

— Ты сбиваешь меня с мысли! — Эбигейл раздраженно встряхнула руками.

— Ответь на один вопрос: я тебе не безразличен?

— Не хочу никаких чувств!

— Понятно. Считаю твой ответ утвердительным. Теперь объясни, почему не хочешь?

— Не знаю, что с ними делать. И с тобой тоже. И зачем это мне? Просто хочу снова тишины и покоя. Хочу вернуться к привычному укладу, потому что это разумно. — Ее голос сорвался на крик, в нем слышались панические нотки. Эбигейл чувствовала, как почва уходит из-под ног, но справиться с собой не могла. — А когда появляешься ты, о покое нет и речи и все летит кувырком. Сюрприз за сюрпризом! Даже на рынок спокойно не

сходишь, потому что ты оказываешься рядом, мы идем вместе по улице, заходим в гости к твоей матери, играем со щенком, и Санни угощает нас персиковым чаем. А я хочу, чтобы меня оставили в покое! Я умею жить одна.

— Пойдем подышим свежим воздухом.

— Не надо мне на свежий воздух!

— Милая, ты вся дрожишь и дышишь с трудом. Давай выйдем на минутку, дадим тебе возможность успокоиться.

— Не смей со мной сюсюкать! Я с семнадцати лет живу одна и способна о себе позаботиться! Никто мне не нужен!

Брукс отпер заднюю дверь.

— Пошли, Берт. — Он взял Эбигейл за руку и вытащил на крыльцо. — Если так, значит, черт возьми, тебе не встретился человек, которому ты не безразлична и который хотел бы о тебе позаботиться. А теперь, мать твою, дыши глубже!

— Не смей сквернословить в моем присутствии!

— Слушайся, и не буду.

Эбигейл, оттолкнув Брукса, прислонилась к деревянным перилам крыльца и прижалась к ним лицом. По щекам градом катились слезы.

— Хочешь от меня отделаться? Что ж, лучшего способа не найти. Рыдай! — Закрыв лицо руками, он пытался успокоиться. — Послушай, Эбигейл, если тебе так плохо из-за меня, если я виноват, обещаю оставить тебя в покое и больше никогда не тревожить. Только позволь тебе помочь.

— Это невозможно.

— Откуда ты знаешь?

Она повернула к Бруксу залитое слезами лицо:

— Что ты так за меня переживаешь?

— Ну, если не понимаешь, значит, не слишком разбираешься в социальной интеракции и межличностных отношениях.

— Опять ты надо мной насмехаешься.

— Нет, что ты. — Брукс даже не прикоснулся к ней, но его тихий ласковый голос пролился бальзамом на обнаженные нервы. — Я испытываю к тебе определенные чувства, пока сам не пойму какие, но мне это состояние нравится.

— Обычная химическая реакция, — покачала головой Эбигейл.

— Думай как хочешь. Я пытался изучать химию в школе, только результат получился хреновый. Неужели тебе так плохо со мной?

Эбигейл хотела ответить «да» и была уверена, что тогда Брукс уйдет и оставит ее в покое. И не сумела произнести это коротенькое слово. Не смогла солгать, глядя ему в глаза.

— Нет, мне с тобой очень хорошо, только я не хочу, чтобы ты делал меня счастливой.

— Так, получается, счастье является для тебя источником горя.

— Понимаю, это противоречит логике, но дело обстоит именно так. Прости, что так глупо себя вела.

— Не извиняйся.

Порывшись в карманах, Брукс извлек сложенный вчетверо носовой платок:

— Вот, возьми.

— Спасибо. — Не сдержавшись, Эбигейл фыркнула.

— Хочу задать еще один вопрос. Если не хочешь, не отвечай, только не лги. Кто тебя так обидел? Может муж, приятель или другой мужчина?

— Нет-нет. Ничего подобного. Никто меня не обижал.

— Да у тебя не душа, а сплошная рана. Хочешь сказать, что физического насилия не было?