Моя мать Марлен Дитрих. Том 2
Шрифт:
У Джека всегда все выходило легко и просто.
Мы встретились наверху, в «стекляшке» кафе «Де Триумф» на Елисейских полях. Джек поцеловал меня в щеку, и ноги у меня подкосились. Он усадил гувернантку за маленький столик с мраморной столешницей, заказал ей целый поднос французских пирожных, а потом повел меня к нашему. Я засыпала его вопросами, и Джек с готовностью рассказал про все события в их большой семье. Это был чудесный день!
Снова начался наш летний исход в Антиб. Ремарк позвонил из Швейцарии и сказал, что он поедет
Даже семейство Кеннеди явилось на свою виллу отдохнуть от государственных дел и престижных школ. Впервые в жизни у меня были друзья, и я радовалась встрече с ними. Я быстро натянула купальник и, не дожидаясь новых поручений, сбежала вниз по эспланаде к скалам.
Мои друзья совсем не изменились, индивидуальность каждого теперь проявлялась еще ярче. Исключением был, пожалуй, Тедди: он стал еще ласковее. Редко кому из детей удается с годами сохранить такую ангельскую прелесть и нежность. Бобби схватил меня за руку.
— Розмари хочет вздремнуть. Пойдем с нами нырять за осьминогами. У Джо — потрясающее новое ружье, бьет под водой, как гарпун. Джо хочет его испытать. Подарок президента!
В семействе Кеннеди всегда имелись самые восхитительные новые изобретения, которые им хотелось испытать. Все неслыханное, невиданное, чего не купишь ни за какие деньги; нечто, только что воплощенное на кульмане, сразу попадало к ним.
— Осьминоги? Да они же ухватят вас за лодыжки и уволокут на дно! Нет уж, я лучше понаблюдаю за вами с берега.
— Брось! Это же средиземноморские осьминоги, они маленькие! Здешние осьминоги не нападают на людей — они сами прячутся меж камней. Надо лишь нырнуть, ухватить осьминога и поднять на поверхность. А если они метнут в тебя чернила, просто закрой глаза и всплыви. Они обвиваются вокруг руки, поймать их так просто!
— Бобби, а что, все пойдут нырять за осьминогами, даже Джек?
— Конечно, ну пойдем! Нечего бояться. Мы все время на них охотимся. Если много наловим, их приготовят на ужин.
Все вышло именно так, как он сказал. Так всегда и было, если ты следовал советам Бобби.
«Лянча» Ремарка, будто сошедшая со страниц романа «Три товарища», заурчав, остановилась. Ремарк предварил свой приезд звонком из Канн, и мать уже ждала его. Он нежно обхватил ее лицо своими тонкими руками и просто любовался ею. Мать в туфлях на низком каблуке всегда казалась маленькой, хоть вполне вышла ростом. Они с Ремарком поцеловались. Потом, взяв Дитрих за руку, Ремарк представил ее своему лучшему другу — «лянче». Ему очень хотелось, чтобы его «серая пума» поняла его любовь к «золотой пуме» и не мучилась ревностью. Моя мать пришла в восторг от его замысла: ее как соперницу представляли машине! Чтобы они получше познакомились, Ремарк пригласил обеих прокатиться по берегу.
В тот вечер, когда Ремарк появился в номере матери, он был особенно красив в своем белом смокинге,
— Рассказы и тогда бы пошли, и сейчас пойдут, но я не смог их закончить. Мне уже недостает той изумительной смелой незрелости. Он принялся перебирать листы, и его золотые глаза поскучнели. Двадцать лет тому назад, когда шла война, я писал рассказы, мечтая об одном — спасти мир. В Порто Ронко несколько недель тому назад, когда я понял, что вот-вот начнется новая война, я думал лишь о спасении своей коллекции.
Мать, привстав, поцеловала его.
— Мой любимый, как это смешно, — сказала она. — Ты — великий писатель. Что тебе еще надо? Посмотри на Хемингуэя. Его никогда не беспокоит, что он чувствует или что он чувствовал давным-давно. Она просто изливается из его души — вся эта красота!
Я проснулась и услышала:
— Папи, ты спишь? — Голос матери по внутреннему телефону срывался на крик.
Я взглянула на дорожные часы: четыре часа ночи. Что-то случилось! Натянув халат, я прошла по коридору в номер матери.
— Папи, проснись! Послушай меня. Мы с Бони поссорились. Вспомни, как он странно вел себя за обедом. Так вот, позже он обвинил меня в том, что я спала с Хемингуэем. Разумеется, он не поверил, когда я сказала, что это неправда. Наговорил мне кучу дерзостей, потом умчался. Наверное, поехал в казино и там напьется. Одевайся, возьми машину и разыщи его! Может быть, он уже валяется где-нибудь, и его найдут в таком виде! Позвони, как только что-нибудь узнаешь!
Она повесила трубку и, заметив меня, попросила заказать кофе в номер. Потом принялась ходить из угла в угол.
Прошло два часа, раздался звонок. Отец нашел Ремарка в баре деревушки Хуан-ле-Пинс. Он был пьян, преисполнен грусти, но цел и невредим.
В то лето целительница, растиравшая кровь по резине, отсутствовала, но мать обнаружила новую медицинскую сенсацию. Она прибыла прямо из России в виде тоненького тюбика и гарантировала излечение от простуды. Мать объяснила применение мази Беатрис Лилли, и я стала невольной свидетельницей такой сцены.
— Би, дорогая, это потрясающее средство! Такого еще не видывал никто. Дай руку! Нет, нет, поверни ее кверху. Мазь втирают туда, где прощупывается пульс.
Зажав колпачок в зубах, мать выдавила изрядное количество желтой клейкой жидкости, завинтила колпачок и принялась яростно втирать мазь в руку Би. Рука покраснела, и в том месте, «где прощупывается пульс», слегка вспухла.
— Марлен, разве я жаловалась на простуду?
— Конечно, ты говорила, что у тебя «все заложило».
— Ах, так это средство и от запора помогает?
К этому времени пятно уже горело, и краснота растекалась, а Би пыталась вырвать руку, в которую вцепилась мать.