Моя миссия в Париже
Шрифт:
Было условлено, что как только паспорт мадам С. завизируют, она известит об этом некоего доктора в окрестностях Женевы, с которым у меня была специальная договоренность, встретится с ним накануне отъезда и получит от него, как руководителя организации, последние указания. Не стоит и говорить, что я заменял доктора, выдавая себя за его ассистента. Получив известие о выдаче визы, я выехал поездом в Женеву. Оттуда на автомашине доктора прибыл в Сент-Мориц повидать больную.
Мадам С., очень взволнованная, горячо пожала мне.
– Я счастлива, счастлива больше, нежели ожидала, доктор, - призналась
– Благодарю от имени моей страны, мадам, однако успокойтесь. Вам это необходимо. Прежде всего, излишняя экзальтация может усугубить вашу болезнь, а это нежелательно. Тем самым вы нанесли бы вред и Чехии, и нам. Послушайтесь врача.
Мадам С. опустила голову, словно провинившийся ребенок.
– Я буду придерживаться ваших предписаний, доктор.
– Хорошо. Затем необходимо следить за каждым своим поступком, за каждым словом. То, что вы предпринимаете, очень важно, однако может привести к скверным последствиям для вас и вашего мужа. Возвращаясь, не берите с собой ни одного компрометирующего документа, поскольку вас могут и обыскать. В дороге могут оказаться любезные спутники, которые попытаются вас разговорить. С этого момента вашей инструкцией будет "осторожность". Я ухожу, поскольку слишком долгий визит врача может показаться странным. Мой номер на той же лестничной площадке, что и ваш. Я зайду ночью сообщить все необходимое для вашего задания.
– Приходите, доктор, я жду.
Когда все в отеле уснули, я зашел к мадам С. и, развернув карту окрестностей Львова, заставил ее выучить наизусть все вопросы, на которые нужны ответы. Я вновь заглянул в полдень, прочел новую лекцию о Галиции и пожелал доброго пути. Накануне возвращения она должна будет написать письмо одной даме в Цюрихе и предупредить ее о приезде, не добавляя ничего лишнего.
В первой половине апреля дама из Цюриха передала мне почтовую карточку, только что полученную:
"Я очень счастлива, что повидалась с мужем. Хотя мое здоровье улучшилось, врачи настаивают на возвращении в Сент-Мориц, в горы. Надеюсь скоро увидеться с Вами".
Прошел апрель, настал май, но от С. не было никаких известий. Это меня обеспокоило. Кроме того, я был в отчаянии по поводу нашего будущего вступления в кампанию. Приказав навести справки, я узнал, что наша корреспондента из Цюриха арестована швейцарскими властями по подозрению в шпионаже в пользу одной из враждующих стран. Поскольку я верил в сообразительность нашей корреспондентки, то не сомневался, что она вскоре будет выпущена, и попросил моего агента предупредить меня, как только дама вернется в Сент-Мориц. Получив через несколько дней весточку о ее прибытии, я выехал в Швейцарию и навестил мадам С.
– О, доктор, какая радость вновь видеть вас! Очень сожалею, что опоздала. Меня ненадолго арестовали, и я не знала, как сообщить вам о моем приезде. Я проследовала через Цюрих, однако ваша корреспондентка уехала, не оставив адреса. Вы не советовали мне писать вам, и я была в растерянности.
– Все хорошо, что хорошо кончается. Швейцарские власти были слишком назойливыми?
–
– Каков же результат вашей поездки?
– Вы будете довольны.
– Поздравляю вас, мадам, и благодарю! Расскажите все поподробнее.
Мадам С. сообщила мне, что ее муж, немедленно извещенный ею о задании, с энтузиазмом согласился. Однако несколько дней размышлял, понимая, какой серьезной опасности подвергается его жена, и не зная, как ей помочь. Кроме деталей, которые можно передать устно, существовали другие тонкости - планы укрепленных вооружений, которые требовали изложения на бумаге. Проверки на границах были такие строгие, что тайно провезти даже малейший клочок бумаги казалось невозможным. Сожалея о своем бессилии, муж мадам С. собирался уже отказаться от предложенного дела. Но однажды утром после очередного разговора с женой ему пришла в голову гениальная идея. Попросив мадам С. собраться в дорогу, он за два часа до отъезда нарисовал на подошвах ее ступней план укрепления Львовских оборонительных линий.
– На границе, - продолжала мадам С., - меня раздели, были проверены даже пуговицы моего манто, всю обыскали, но я стояла на ногах и никому в голову не пришло посмотреть на мои подошвы.
Громко смеясь над тем, как ловко она провела противника, мадам С. сказала мне, сняв туфли и чулки и обнажив прекрасные ноги:
– Снимите этот чертеж, а я дам вам дополнительные разъяснения.
Разъяснения были необходимы, поскольку рисунок немного стерся. Мне удалось идеально воспроизвести шедевр великого картографа.
– Теперь, - попросила мадам С., - оставьте меня, доктор. Мне необходимо в ванну: уже целую неделю я ее не принимала, боясь что-нибудь смыть.
Во второй половине дня изысканный ужин и прекрасно проведенный в беседах вечер позволили нам забыть все переживания. Поскольку мне было нужно уезжать рано утром, я распрощался с очаровательной женщиной, которая настояла на возвращении выданного ей денежного аванса.
Уезжая на рассвете, я был ошеломлен известием о ночном обыске в номере мадам С. и о передаче ее в руки швейцарского правосудия. Я уехал, не теряя ни минуты, поскольку документ в моем портфеле, необходимый моей стране, ни в коем случае не должен попасть в чужие руки. Безусловно, за мной следили германские агенты, которые не преминули бы выдать швейцарским властям любого из тех, кого я навещал.
Едва прибыв в Париж, я отправил шифрованную телеграмму начальнику Генштаба России. От него она поступила генералу Дитерихсу в Бердичев, который нанес на карте точные сведения, добытые мной Через две недели наши войска начали наступление на Львовские оборонительные линии.
Мадам С. была переведена в Берн. Несмотря на настойчивость прусской контрразведки, которая обвинила ее в служении России, власти не смогли найти никаких доказательств. Добропорядочность ее мужа, его офицерский статус заставили их выпустить мадам С. на свободу. Молодая женщина перенесла сильное потрясение. Когда случай свел нас с нею через полгода (я не хотел снова подвергать ее таким жестоким испытаниям и больше ни о чем не просил), я едва ее узнал. Неумолимая болезнь, которой она страдала, сильно прогрессировала.