Моя Мия. На осколках первой любви
Шрифт:
– Ну, что ты? – оборачивается Мирон.
Не могу сдержать улыбку, глядя на красные уши.
– Ноги замёрзли, – чуть не плачу.
– Ноги?..
– Коленки, – хнычу.
– Мир, зачем мы вообще сюда приехали?!
Громов резко опускается передо мной и обхватывает лодыжку сразу двумя руками. Поглаживающими движениями растирает, продвигаясь всё выше и выше.
Его лицо сосредоточено, а скулы время от времени сжимаются, словно дотрагиваться до меня ему максимально противно. Вспыхиваю от тепла, которое
Кажется, мне впервые становится жарко в минус пятнадцать.
– Полегче? – спрашивает, поднимаясь.
Отводит глаза и откашливается.
– Да. Спасибо.
Оставшуюся дорогу до машины идём в полном молчании. Мирон чуть впереди, я тянусь следом.
Перевариваю то, с каким отвращением он дотрагивался до меня.
Ужас-ужас. Потираю горящие щёки, когда усаживаюсь в машину.
– Сейчас обогрев включу, – сообщает Мирон.
Снимаю мужскую шапку и робко укладываю её к себе на колени.
– Спасибо.
– Пожалуйста, – упрямо произносит, но теперь в голосе чувствуется лёгкая улыбка.
Скидываю обувь и забираюсь на кресло с ногами. Жду, когда станет теплее.
– Поехали домой? – спрашиваю, заглядываясь на то, как Мирон активно растирает уши.
– Здесь останемся, – отвечает он так, словно давно всё решил.
– Как здесь? – вспыхиваю. – В машине?!
– Нет, конечно. У Пашки Ростова с моего курса бабушка живёт неподалёку. Сейчас с ним созвонюсь, он договорится, чтобы мы переночевали.
– Не думаю, что это хорошая идея, – качаю головой, вспоминая о Лёве.
– Мы так ничего и не выяснили. Получается, зря скатались?
Громов выкладывает на панель файл с листком из моего блокнота и спрашивает:
– Я звоню Пахе? Думай сама...
Полминуты гипнотизирую вещественное доказательство, которое он добыл в рекламном агентстве и утвердительно киваю. Не знаю, что побеждает... Желание найти анонима или побыть ешё немного с ним вдвоём.
*
До жилища чудесной старушки, Галины Сергеевны, мы добираемся ещё в течение часа. Снег и не думает заканчиваться, а её дом оказывается в глухой деревне.
Мирон тут же вызывается расчистить от снега дорожки у входа, а меня отпаивают горячим чаем.
Ужинаем втроём.
Галина Сергеевна выспрашивает, кем мы друг другу приходимся, а затем рассказывает истории своей молодости. Коротко переглядываемся с Громовым.
От тепла и пережитых эмоций нестерпимо хочется спать, чуть позже я начинаю зевать без остановки, и хозяйка отправляет нас в небольшую комнату с двумя уже застеленными кроватями.
Скидываю толстовку и укладываюсь на ту, что возле окна. Отворачиваюсь, чтобы не смотреть на Громова. После нашей поездки в машине мы практически не оставались наедине.
– Спокойной ночи, Мия, – говорит Мирон, когда
– Спокойной ночи…
Тени от окна над моей кроватью, складываются в незамысловатые узоры. Долго изучаю их, пытаясь унять волну паники внутри.
Если не считать гостиниц, я никогда не ночевала нигде, кроме как дома, у бабушки или в крайнем случае, у Громовых.
Несколько раз, ныряю под одеяло и снова глазею в окно. В какой-то момент кажется, что в него кто-то заглядывает, и я подпрыгиваю.
– Мир, – приподнимаюсь на локтях. – Ты спишь?
– Нет, – отвечает он, поворачивая голову.
– Мне… страшно.
Громов опять смотрит в потолок и трудно вздыхает. После десятисекундной паузы откидывает краешек одеяло.
– Иди сюда, – говорит еле слышно.
Округляю глаза и сдавливаю кулаки до боли.
В последний раз после того, как я пришла к нему в постель, он выставил меня за дверь. И пусть сейчас на мне чуть больше одежды, подобное унижение забыть практически невозможно.
– Мирон, – кусаю губы в нерешительности.
Спать одной боязно, но гордость берёт своё.
– Ну что? – снова смотрит в мою сторону.
– Можно, ты ко мне придёшь? – спрашиваю зажмуриваясь.
– Это что?
– усмехается.
– Известная Алиевская принципиальность?
– Нет, – мотаю головой, потому что мне не до шуток. – Мне страшно…
Не разлепляя глаз, слышу скрип соседней кровати, несколько быстрых шагов и чувствую, как Громов опускается рядом.
– Спасибо, – шепчу с облегчением.
Он подкладывает согнутую руку под голову. Второй рукой натягивает мне одеяло до подбородка и,устроив её на моей талии, прикрывает веки.
– Спи давай, Карамелина. Никто тебя не съест.
Глава 26. Вдохновлённая Мия.
– Лада, успокойся, – повторяет Мирон в двадцатый как минимум раз и я, не выдержав, вскакиваю с постели.
Судорожно начинаю её заправлять и перекладывать толстовку с места на место. Поглядываю в окно, за которым будто бы все краски ластиком стёрли. Только белый цвет оставили.
– Ла–да, – Громов повышает голос, а я внутренне ликую, что они ругаются со своей девушкой. – Я сказал тебе – вечером позвоню. Ты можешь не истерить?!
Снова один сплошной визг в трубке. Когда дело доходит до оскорблений в мой адрес, досадно хмыкаю и смотрю на Громова.
Вот так вот значит, да? Твоей девушке позволено про меня гадости говорить?
– Да что с тобой? – произносит Мирон теперь уже совершенно спокойно. – Я не буду разговаривать в таком тоне. Позвоню вечером. Если будешь готова нормально говорить, возьми трубку, – заканчивает он свою речь, несмотря на непрекращающийся ор.
– Весело у вас, – замечаю, снова глядя в окошко скучающе.