Моя Мия. На осколках первой любви
Шрифт:
Усаживаюсь на кровать и поправляю топ под грудью.
Больше всего на свете я хотела бы в душ, но в доме бабушки Гали, как она нас просила её называть, водопровода нет. А учитывая погодные условия, мы застряли здесь как минимум на выходные.
В общем, по словам соседа, к которому наведался Мирон с утра, грейдер приедет только в понедельник, а сегодня только суббота.
– Вот ты не начинай, – вздыхает Мир, убирая телефон в карман.
– Да куда уж мне…
Громов задумчиво потирает бровь и садится на
– Всё слышала, да? Прости. Она извинится.
– Не надо, – хмурюсь. – Её извинения будут лживыми.
Как и она сама.
– Что сказал Руслан? – спрашивает Мир, кивая на мой яблофон.
– Будет с тобой серьёзно разговаривать по приезду.
– Пфф… – качает он головой и переводит на меня ироничный взгляд. – Кто бы сомневался. А твой парень не ревнует?!
– К тебе?.. Нет... Что ты?.. – издеваюсь.
– Пойду снег пооткидываю.
– Как знаешь, – пожимаю плечами.
Заняться здесь абсолютно нечем, поэтому привожу себя в порядок и решаю выйти к хозяйке дома. Помогаю убрать посуду после завтрака, и за тихими разговорами мы вместе готовим борщ на обед.
– Вы извините, что мы вам надоедаем, – прошу виновато.
– Ой да, перестань, – улыбается бабушка Галя, поправляя цветастый платок. – Я старуха, живу одна. Внуки раз в полгода заезжают, мне тем более в радость, что рядом кто-то.
Вчера вечером Галина Сергеевна рассказала нам, что её муж умер два года назад после продолжительной болезни, а дети ещё по молодости в город переехали. Звали бабушку с собой после смерти Михаила Ивановича, но она отказалась уезжать из своей деревни. "Тут и помру" – сказала.
Осматриваю небольшую кухню. Обстановка небогатая, но чистота для пожилого человека завидная. В сверкающем белом буфете старинная посуда и несколько фотографий.
Поднявшись, изучаю их внимательно.
На одной узнаю однокурсника Громова, а на другой – саму бабушку Галю.
Входная дверь хлопает, по босым ногам проносится холод. На несколько секунд озираюсь на вошедшего в дом Мирона, и снова смотрю старые снимки в буфете.
В углу, самой последней, располагается фотография молодого человека. Образ его практически неразличим, так как видно, что карточку рвали и склеивали несколько раз.
– А это ваш муж? – киваю.
– Это? – выглядывает женщина, – нет, – качает головой и поднимается. – Это Саша…
– Саша? – наблюдаю, как она открывает буфет и извлекает из него фотографию.
– Моя первая любовь.
Округляю глаза. Морщинистые руки разглаживают симпатичное мужское лицо на фотоснимке.
– Муж несколько раз находил в документах, рвал от злости. А я потом склеивала.
Что-то в моей душе отзывается на светлую грусть в голосе этой женщины и вдруг так непреодолимо хочется исправить то, что совершил её муж.
–
– Да? Правда?
– Конечно, – улыбаюсь, машу рукой и бегу в комнату, выделенную нам с Мироном.
Хватаю свой рюкзак, достаю из него блокнот и простые карандаши. Вернувшись на кухню, устраиваю снимок на столе поудобнее и кинув короткий взгляд на наблюдающего за мной Громова, усаживаюсь за работу.
– Я ведь за него выйти замуж хотела, – говорит хозяйка с тёплой улыбкой. – Даже свататься Саша ко мне приходил, – смеётся.
– А почему за другого вышли, если не секрет? – спрашиваю, немного отвлекаясь.
– Трудно сказать, – вздыхает. – Пошла на поводу у своих родителей. У Мишиной семьи дом был больше, огород десять соток, отдельная комната опять же…
Не знаю, что сказать, поэтому молча штрих за штрихом отрисовываю портрет.
Радуюсь, что появилась на свет именно в своё время и мои родители достаточно обеспечены для того, чтобы я не выбирала свою судьбу, отсчитывая квадратные метры, как эта замечательная женщина.
Нет, я ни в коем случае не обвиняю… Просто, сама так не хочу.
– А Саша вас легко отпустил?
– Переживал, конечно. Приходил, стучался… Потом уехал из нашей деревни. На Дальний Восток, в экспедицию, – замолкает. – Там погиб. Сорвался со скалы. Больше я его не видела.
Вздрагиваю и задеваю испуганным взглядом Мирона. Тот нахмуривается, поднимается со стула и идёт на меня.
Молча склоняется, изучая, что я успела перенести на бумагу.
– Здесь, - пальцем показывает. – Должны быть плавнее линии.
Галина Сергеевна продолжает.
– Вы не думаете, ребятки, мы с Мишей очень даже счастливо жили. Со временем я и его полюбила.
Громов приближается теперь сзади. Замираю, когда мою руку захватывает мужская ладонь, а распущенных по плечам волос касается колючая щека.
– А разве можно так? – спрашиваю Галину Сергеевну дрожащим голосом. – Разлюбить?!
Душа вибрирует и клокочет. Кажется, вот-вот сердце выпрыгнет.
Вот ведь он.
Мой. Первый. Самый любимый.
Как? Как можно разлюбить?!
– Любовь... – тянет она. – С Сашей было всё в новинку. Людям часто кажется – всё первое, самое лучшее… Первые шаги, первый учитель, первая зарплата…
Громов и вида не подаёт, обхватив мою руку, помогает смягчить овал лица. Вторую руку размещает на моём плече.
– А это не так? – сглатываю ком в горле. Тело за моей спиной прижимается ближе, ладонь тяжелеет.
– Может, и так. Только ведь чувства разные бывают. Сашу я всегда помнила и сейчас вот, – кивает на буфет. – Вспоминаю. А Миша… Стал моей семьёй, опорой, моим домом. Он был мне верен. Прекрасный, заботливый отец. Уважаемый человек в нашей деревне. До последнего слыл лучшим среди электриков.