Моя Оборона! Лихие 90-е

Март Артём

Потом сделал первый ход. Сергей и Светлана недолго следили за нашей партией. Спустя минут двадцать оба ушли, сославшись на накатившую усталость.

— Еще бы! — Проводил их взглядом Петр Ильич. — Время уже позднее, нет ничего удивительного, что вы утомлены.

Я никогда не играл в шахматы серьезно, но сейчас почувствовал разжигающийся азарт. С неменьшим азартом играл и Петр Ильич. То, что я не смогу победить его, мне стало ясно, когда старик забрал ферзя, по моей собственной невнимательности. Тем не менее я старался, как всегда,

выложится на максимум и не уступить. Не уступить в этом случае значило сыграть вничью.

— М-да, — со странной не очень доброй улыбкой протянул Петр Ильич. — Неожиданный поворот событий.

— Мне кажется, я смогу убегать так до ишачьей пасхи, — сказал я.

На столе осталось три фигуры: мой король, а также король и слон Петра Ильича. Но и сейчас Петр Ильич не сдавался. Он всеми силами пытался поймать черного короля в ловушку, но тот был всегда на шаг впереди и уходил от частых шахов.

При таком раскладе мы игрались точно около получаса.

— Вы меня не поймаете, — заскучал я. — Я думаю, стоит остановиться на пате.

Петр Ильич застыл над доской. В последний раз обвел взглядом фигуры.

— Неожиданно интересная игра, — сказал он. — Не думал, что вы сможете сыграть таким образом.

— Победить я вас не смог, — покачал я головой.

— Но вы перевели игру в настоящие кошки-мышки. Вы правы, эта беготня может продолжаться хоть до самого утра. Потому я признаю свое поражение.

— Я бы не назвал это поражением. Мне скорее повезло, — с улыбкой сказал я.

То, что случилось в следующий момент, показалось мне крайне странным: Петр Ильич взял последний кусок шарлотки и засунул его себе в рот чуть ли не целиком. Быстро проживав, громко проглотил.

— Все хорошо? — Нахмурился я.

— Очень вкусный пирог. Жаль, вы не попробовали. — Петр Ильич встал. — Что-то я устал. Пойду подышу свежим воздухом.

Я пожал плечами и принялся собирать шахматы.

— Оставьте, — внезапно обернулся он. — Я уберу их сам.

* * *

Химик торопливо вышел на двор. Опорожнить желудок нужно было как можно скорее. В его возрасте последствия для здоровья могли быть неприятными даже после нескольких минут нахождения этой дряни в его теле.

Сбежав по низеньким ступенькам, он обогнул угол дома, направился к стене своей комнаты. У Химика было странное ощущение. Ощущение, что Летов о чем-то догадался, стал что-то подозревать. Он заметил это во взгляде парня, чрезвычайно мудром взгляде для человека его возраста. Виктор Летов следил за ним. Следил внимательно и подмечал каждую реакцию Химика. Старика это злило. Именно поэтому он и решился съесть этот последний кусок. Чтобы отвести от себя подозрения.

Химик оглянулся, прислушался, а потом прошел в кусты крыжовника, дальше, к деревянному забору между участками. Спрятавшись под сухую сливу, он принялся вызывать у себя рвоту.

Глава 19

На следующий

день, после посиделок с Потапиным у меня было важное дело. Вчера ночью проходил матч Россия-США, в котором стороны должны были разойтись с ничейным счетом. Именно на этот ничейный счет и поставил наши деньги Ефим.

Утром, прежде чем все встали, я поднялся, собрался и выехал за Фимой. По плану мы должны были заехать в центр, в газетный киоск и купить свежий Спорт Экспресс.

Конечно, можно было спросить результат и в кассе кинотеатра Марс, где Ефим делал ставку. Правда, в таком случае имелся риск, что молодые российские букмекеры еще сами не знакомы с результатом игр и только что послали человечка аккурат за газетой. Тогда мы и решили взять наглядное доказательство с собой.

— Ну че ты трясешься, Фима? — Спросил я, заворачивая на улицу Мира.

— Да че-че? А вдруг просрали все нах? Прикинь? Больше двух штук просрать можем!

Фима, сидевший на пассажирском, нервно дергался. Смотрел то в окошко, то в ветровое. Создавалось впечатление, что он хотел занять себя чем угодно, лишь бы не думать о ставке.

— Ну, это же была твоя идея, не? — Хмыкнул я.

— Ну… Да! Я же в этой теме варюсь! Все должно получиться в полном ажуре! Но все равно, какое-то у меня плохое предчувствие. Мож волнуюсь просто.

— Не бзди, — я припарковал пятерку прямиком за линией стоящих в левой крайней полосе машин. — Нормально все будет.

Выйдя из машины, мы направились к ларьку, что вдался в тротуар и расположился прямиком перед одним домом, входившим в сплошную линию зданий, протянувшихся вдоль всей улицы.

Раньше, в советские времена, в этом длинном доме граждане могли отправить свои бытовые потребности, теперь же он стоял почти пустым, а кое-где, в его комнатах, открылись маленькие магазины и конторки частников.

За зданием шумел большой Армавирский рынок. Шум его, через широкие открывшиеся во весь свой размах железные ворота, слышали даже мы, даже здесь. Народ спешил на рынок, и вся эта утренняя улица ожила суетливым народом.

Мы подошли к ларьку. Деревянный и застекленный, он ощерился на нас рядами оконных решеток. Сквозь них, позади стекла, пестрели все еще новые для советских людей цветастые этикетки: Сникерсы, Марсы, Эмэмдемсы, порошковые соки Юпи, пестрые Чупа-чупсы.

Вся эта красота покоилась под большой облупленной вывеской «Табачные изделия».

— Погодь-погодь, — сказал Фима, пялясь на этикетки чипсов Лэйс и шоколадок Сникерс. — Щас глянем, есть ли тут свежий номер.

Он обошел сбоку, глянул на витрину, обвешенную с той стороны первыми страницами газет, поискал глазами, но убедившись, что большинство из газет старые, стал в очередь из школьников, старушек и какого-то алкаша.

Ждали мы недолго. Когда пацаны купили себе по целой жвачке с наклейками, а следом алкаш получил чекушку какой-то мутной бодяги, настала наша очередь.