Моя «Правда». Большие тайны большой газеты.

Губарев Владимир Степанович

Вспоминает правдист Владимир Любицкий:

«Фролов пригласил на должность редактора по отделу экономики своего бывшего заместителя по „Коммунисту“ Егора Гайдара. Гайдар был для правдистов не чужим – его отец Тимур Аркадьевич многие годы работал нашим собкором за рубежом, потом редактором военного отдела и пользовался в редакции всеобщим уважением. Естественно, отблеск этого отношения достался и на долю сына.

Между тем экономическая тема всегда была сильной чертой „Правды“, экономическими проблемами много и всерьез занимался Виктор Афанасьев, идеологию реформ глубоко и всерьез разрабатывал заместитель главного редактора Дмитрий Валовой, вкус к этой тематике был присущ многим журналистам газеты. Все ждали (как

и заявил Фролов), что Гайдар придаст теме еще более яркий и, главное, более исследовательский рыночный курс. Но Егор Тимурович оказался на удивление не только безликим, а просто беспомощным редактором. Мысля исключительно макроэкономическими категориями, он совершенно не видел реальной экономики, с которой, собственно, и имеет дело ежедневная газета – и это его качество в полной (увы, губительной) мере сказалось потом на посту в правительстве.

А тогда, в „Правде“, как ни старался Иван Тимофеевич поддержать его попытки прояснить читателям смысл намечаемых в стране преобразований, газета по воле (точнее, безволию) Гайдара теряла свой голос в обсуждении острейших для общества проблем. И это, конечно, рикошетом отражалось на авторитете Главного».

В 1990 году И.Т. Фролов добился своего – он был избран членом Политбюро ЦК КПСС.

Однако в полной мере использовать свое положение уже не смог: заболел, уехал лечиться за границу, где и узнал о том, что партия, где он занимает очень высокий пост, ликвидирована, а редакционный коллектив «Правды» уже не признает его своим редактором…

Однажды мой коллега и сосед по даче Дима Авраамов сказал, что к нему приехал в гости его друг Фролов, и они хотели бы зайти ко мне.

Я накрыл стол, поставил бутылку водочки, запотевшей в морозилке.

Вскоре гости пришли. Выпили. И наконец-то выяснили отношения. Оказалось, что ни у Фролова ко мне, ни у меня к нему никаких претензий нет.

Хорошо, что мы увиделись в тот погожий летний день.

В ноябре Иван Тимофеевич Фролов скоропостижно скончался в Китае, куда уехал читать лекции.

НА ПЕРЕПУТЬЕ

В Москву шли танки. Шли очень аккуратно, даже вежливо, строго в правом ряду, пропуская мимо себя легковые автомобили.

Я легко обгонял колонну, дивясь тому, что эти танки появились.

А потом вдруг увидел на Минском шоссе «окопокопатели». Их, очевидно, сняли прямо с учений, потому что роторы были грязные – машины не успели помыть.

В колоне танков «окопокопатели» выглядели забавно. Стало понятно, что технику собирали второпях. Но зачем?

На заседании редколлегии «Правды» все сразу выяснилось: создан «Государственный комитет по чрезвычайному положению» – ГКЧП.

Что греха таить, в «Правде» его появление было встречено с воодушевлением. Не помню, кто именно вел в этот день заседание редколлегии – И.Т. Фролова не было, он лечился, но руководство «Правды» сразу же поддержало все документы, пришедшие из Кремля.

Я выступил «против», сказал, что не привык, чтобы меня запугивали «канавокопателями»… За «политическую незрелость» я был сразу же отстранен от ведения номера. Этому я был рад, потому что надо было отправлять чернобыльских детей на отдых в Италию, а все рейсы военных самолетов были отменены. Получением «добро» на вылет одного борта я и занимался целый день. Наконец-то дозвонился до министра обороны, и он выделил один самолет для детей.

Сразу оговорюсь: в той политической ситуации августа 1991 года я не поддерживал ни одну из сторон. Все происходящее казалось мне каким-то фарсом, противоречащим здравому смыслу. Видел, что борьбу ведут Ельцин и Горбачев за власть, которая им нужна лишь для собственного «вождизма». Это я понял, когда написал книгу «Президент России, или Уотергейт по-русски», а потом и пьесу «Бильярд».

Однако устоять «над схваткой» не удалось.

На

следующий день «Правду» попытались закрыть. Я увидел бронетранспортер, стоявший у здания, и группу людей в камуфляже, которые разогнали охрану здания и сами стали у дверей, никого не пропуская в редакцию. Решение было принято сразу же: из телефона-автомата я позвонил корреспондентам западных телекомпаний, и уже через час улица Правды была заполнена съемочными западными группами. Под прицелами телекамер мы и прорвались в здание.

Сенсационные репортажи о закрытии «Правды» прошли по всем крупнейшим телеканалам мира, и «люди Ельцина» – а именно они попытались захватить газету и закрыть ее – сразу же исчезли: в окружении нового «вождя нации» понимали, что нужна поддержка Запада, а там ведь могли и осудить за столь радикальные меры по отношению к прессе.

Но исчезли не только они, но и почти все члены редколлегии и политические обозреватели не появились на работе.

Но газета продолжала выходить…

Кстати, помогли ей выжить в то время не только верные «Правде» сотрудники, но и новые технологии, которые уже удалось освоить. Я имею в виду, в частности, те технологии, которые сегодня используются повсеместно. Именно в «Правде» появились первые компьютеры. В «Правде» были опробованы электронные технологии выпуска газеты. К юбилею полета Юрия Гагарина (25 лет со дня старта) была выпущена первая специальная вкладка, вторая была посвящена Великой Отечественной, третья – событиям в Чернобыле, четвертая – программе «Космос – детям». Новшество было опять-таки не поддержано редколлегией – ведь исправлять в подготовленных текстах ничего было нельзя. И кто-то верно заметил: «А мы тогда зачем нужны?» Действительно, новые технологии подразумевали владение компьютером, а в составе редколлегии «Правды» было немало людей, уже не очень способных осваивать новую технику. Впрочем, понятно, что на переломе эпох больше всего страдают именно ветераны…

Запрет Коммунистической партии Советского Союза вынудил коллектив «Правды» искать пути своего выживания…

Это было время страстей и скоропалительных решений. В руководстве газеты оказалось много случайных людей, думающих прежде всего о собственной выгоде.

На должность главного редактора был избран Геннадий Селезнев. Понятно, что по своим способностям и характеру ему не под силу было управлять таким сложным коллективом, а тем более спасать газету от гибели. Вот и началась ее «продажа». «Правду», и в особенности ее здание, а также авторитет и влияние на общество пытались заполучить многие. Селезнев выбрал «греков» – нет, не в переносном смысле слова, а прямом – греческих предпринимателей, объявлявших себя коммунистами.

Я вынужден был публично заявить, что в проданной грекам «Правде» работать не буду.

Меня в коллективе не поддержали. На общем собрании, где обсуждалось будущее газеты, я остался в одиночестве. Селезневу и грекам удалось убедить людей, что теперь им будет жить намного лучше, чем раньше.

Вечером ко мне в кабинет пришли три человека. Не буду называть их фамилии, потому что спустя несколько лет они признались, что совершили тогда ошибку… В общем, они попросили меня «наступить на горло собственной песне» и не продолжать борьбу за «Правду». Главный аргумент их был справедлив.

– Вы драматург и писатель, – сказали мне, – понятно, что человек вы обеспеченный, а сейчас под угрозой четыреста человек и их семьи, которым не на что жить, если газета прекратит свое существование. Просим вас уйти и не мешать…

Людям свойственно надеяться на лучшее, хотя чаще всего они ошибаются.

Мне уже исполнилось пятьдесят, и согласно закону, как участник ликвидации Чернобыльской аварии, я мог уйти на пенсию. Я дал слово, что прекращаю борьбу за «Правду», ухожу на пенсию, займусь собственным творчеством, нигде и никому служить не буду.