Моя ревность тебя погубит

Лазаревская Лиза

— Полина, я очень виноват перед тобой, но сейчас я клянусь, что никому не позволю так к тебе относиться. Ни при каких обстоятельствах ты больше не останешься жить со своей матерью.

— Но я не хочу, чтобы меня забрали в детский дом, мне будет страшно там.

Конечно из двух зол ей приходится выбирать меньшее — она хотя бы знает, на что способна её мать. А что происходит в детских домах и интернетах с новыми неприспособленными девочками — неизвестно.

— Разве бы я позволил отправить тебя в детский дом?

А что ей думать, собственно?

Что приехал небезразличный человек, который щелчком пальцев решит накапливающиеся годами проблемы? Сразу же избавит от всех тревог и психологических травм? Всё так и будет, но вряд ли она с лёгкостью поверит в эту сказку.

В ангельских глазах буквально выгравированно, что она нуждается во мне слишком сильно. У меня за всю жизнь не слуалось подобного — когда ты видишь слабого человека и готов на всё, чтобы его защитить. Цветок будет в безопасности, только его вокруг него воздвигнут стену из непробиваемой стали. Я стану этой стеной для неё.

Вот сейчас до меня доходит, что она нужна мне в тысячу раз больше — даже несмотря на то, что здесь сильный я. Оказывается, что если не с кем этой силой делиться, то она теряет свой вес.

— Всё, хватит здесь мёрзнуть. Пошли, будем тебя отогревать.

— Стас, можно спросить?

— Конечно, спрашивай.

— Почему ты приехал ко мне? Зачем тебе это нужно?

Не думал, что она спросит в лоб — и это в тысячный раз доказывает, что в ней живёт невинность и непосредственностт, какой уже давным-давно нет в людях.

И вправду — зачем? Я и сам не знаю, ведь раньше не испытывал подобных чувств. Просто мне нужно знать, что с ней всё в порядке. Нет, мне нужно сделать так, чтобы с ней было всё в порядке.

Как это назвать? Внезапной прихотью? Или влюблённостью? Влюблённостью двадцати восьмилетний женатого мужчины в шестнадцатилетнюю девочку. Пиздец, такой новостью точно не поделишься с знакомыми. Она автоматически даёт людям право нарекать меня извращенцем. В этом тяжело признаться даже самому себе, учитывая кучу внешних факторов, но я не могу иначе.

Разница в возрасте. Моё положение в обществе. Её ситуация дома.

Я на всём поставлю крест, кроме её отношения ко мне.

— Мне не хочется, чтобы ты жалел меня.

А вот мне всю неделю хотелось верить в то, что это лишь временная жалость. Только не всегда получаешь то, что хочется.

— Знаешь, ты слишком прелестная принцесса, чтобы оставить тебя наедине со всем этим дерьмом. Я отлично понимаю, что сложно доверять первому встречному человеку.

Ведь если собственная мать тебя калечит, то что можно ожидать от чужого человека?

— Но я клянусь, что не сделаю тебе больно.

Мы стоим под дождём — стоим, как два потерянных и закрытых от всего мира человека. Мы смотрим друг на друга — смотрим, будто впервые за всю жизнь открыли глаза. Мы молчим — молчим, словно нет больше слов, которые способны описать наши чувства.

Когда Полина усаживается на заднее сиденье машины, она глазами потерявшегося щенка смотрит на меня.

—

Стас, — шепчет она, пока я ещё не захлопнул дверцу.

— Да?

— Раньше меня никто не называл принцессой… — она говорит это, краснея и робея.

Моя ладонь опускается ей на щёку.

— Ты будешь со мной очень счастливой. Только верь мне, ангелочек.

На собственном шкуре я ощущаю, что означает «с первого, мать его, взгляда» — когда ты готов втоптать в землю весь город ради её искренней улыбки, когда ты ревнуешь к одноклассникам, которых даже не знаешь.

Наверное, в моём случае это и есть с первого взгляда — и влюблённость, и ревность, и мания.

Я не хочу отпускать её. И я не отпущу.

5. А ты хочешь, чтобы я остался?

Вспоминаю, как прошла вся неделя после нашего знакомства. Вместо того, чтобы решать постоянно возникающие рабочие вопросы — я беспрерывно думал о ней. Стискивая зубы, отчётливо прокручивал, как она терпит жестокие прикосновения матери, а потом нечеловеческими слезами плачет в своей небольшой комнатке. Такая хрупкая, но столько боли умещает в себе.

Подобно мазохисту я мучил себя кучей омерзительных сцен, где ребёнок изо дня в день переживает недетские пытки. Что со мной было? Проклинать весь ёбанный мир. Продолжать курить. Продолжать не спать. Продолжать ждать звонка, но в итоге позвонить самому и убедиться в том, что ты чёртов мудак.

Зачем я ждал? Чем прикрывался? Общепринятыми нормами, которые я могу переписать за сумку набитую деньгами? Почему не принял искусственную жалость, которой пытался оправдать желание ещё раз увидеть её?

Сегодня я осознал весь абсурд человеческой жизни — когда самые близкие медленно убивают, а чужие в одно мгновение становятся почти родными. Именно в таком неправильном мире она и живёт — пытается выжить. Совсем одна. Никто не видит в глазах печаль, заставившую моё сердце остановиться в тот вечер. Никто не берётся спасать обессиленное и всеми замеченное создание, которое нуждается лишь в заботе и любви. Никто не борется за неё — никто, кроме меня. И в этом кроется самая большая нелепость, ведь кто я для неё? Случайный прохожий, поднявший упавшую девочку с мокрового асфальта. Случайный прохожий, от которого пахло сигаретами. Случайный прохожий, втихую наблюдающий за ней всю дорогу через зеркало заднего вида.

Мы едем в абсолютной тишине — даже усиливающийся дождь не разрушает нашу потаённую идиллию. Но вот я позволяю себе нарушить.

— Не скучно тебе там, принцесса?

— Нет.

— Не хочешь пересесть вперёд?

Чтобы ты была ещё ближе. Чтобы я мог наблюдать за тобой боковым зрением?

— Мне немного страшно сидеть спереди.

— Страшно? Ладно, я буду ехать медленее.

Или тебе страшно от того, что я могу позволить себе лишнего, если ты будешь ближе?

Дороги почти свободны, но я сбавляю скорость до пятидесяти, чтобы Полина чувствовала себе комфортно.