Моя сто девяностая школа
Шрифт:
В этот момент в класс вошла Любовь Аркадьевна, и Попов отскочил в сторону, как будто ничего не было.
Но Любовь Аркадьевна видела все, что было.
– За что ты его бил? – спросила она.
– За ябедничество. – И Попов рассказал обо всем, что произошло.
– Это не ябедничество, а честность, – сказала Любовь Аркадьевна. – Штейдинг кинул бумажку. Он должен был сам признаться. За хулиганский поступок одного ученика не должен отвечать весь класс. За благородный поступок могут отвечать все, а за гадкий – это бессмысленно
И еще вместо того, чтобы убежать и пожаловаться мне на драчуна Попова, он принял неравный бой с ним.
Это благородно. Вы поняли?
– Поняли, – сказал Попов и подал мне руку.
У меня все болело, но я пожал его руку, и мы помирились.
– А все-таки ты ябеда! – сказал мне Попов.
Прошло с этого дня больше пятидесяти лет, и я все еще не могу решить, хорошо ли я сделал и не был ли я тогда ябедой.
Нет, наверно, все-таки надо было мне сказать, что бумажку бросил я, а потом класс пристыдил бы Штейдинга. Так было бы красивее.
Но этот случай помог мне преодолеть свою трусость и научил меня пусть не очень шикарно, но все-таки драться. И я благодарен за это Вадьке Попову.
ВИР ХАБЕН ФЕРШТАНДЕН
– Раскройте Глезера и Петцольда на сорок восьмой странице. Ди ахт унд фиртцихе зайтэ. Альзо. Молочная! Биттэ лезен зи дизэ кляйне эрцеллюнг [Сорок восьмая страница. Пожалуйства, читайте этот мамаленький рассказ(нем.)], – сказала Екатерина Петровна.
Молочная встала, открыла учебник и начала:
"Штэрлейн, штэрлейн! Во бист ду?" – риф дерман. Унд дэр штар аус дэм таше дэс дибес антвортэтэ…" ["Cкворушка, скворушка! Где ты?"- кричал мужчина.
И скворец из кармана вора отвечал…" (нем.)] И в этот момент из четвертой парты вылетел самый настоящий скворец и зачирикал.
– Хир бин их! – Я здесь, – перевел Юган.
В классе поднялся смех. Громче всех смеялась Фаня Молочная. Но смеялись абсолютно все. Засмеялась даже совсем не смешливая Екатерина Петровна Казанская. (Та самая, о которой Старицкий сочинил частушку: "В нашем классе Дальтон-план – система мериканская. А командует-то ей сирота Казанская".)
Скворец порхал по классу, смешно взмахивал крылышками, и они хлопали, как флаги на ветру Он очень испугался шума и ударялся в оконные стекла, в стенки и носился как угорелый.
А Лева Юган, наш знаменитый натуралист-естествоиспытатель, любитель насекомых, растений и птиц был в полном восторге от своей выдумки.
– Кто это сделал? – спросила Казанская.
– Это я, – честно сказал Юган. – Я поймал этого скворца у нас в палисаднике и принес его в класс. Я решил пустить его как раз на словах "Я здесь". И вот он тут.
– Вы сорвали урок, и вам придется покинуть класс совместно с вашим скворцом. Вы нам оба мешаете. Хабен зи ферштанден? (Вы поняли?)
– Яволь, – сказал Юган и вышел из класса. За
Тут прозвонил звонок, и мы все выбежали в коридор ловить скворца. Он носился по казавшемуся нам тогда гигантским коридору, и все за ним гонялись с криками и свистом.
– Что здесь происходит? – спросил дежурный преподаватель Якубовский.
– Мы ловим скворца, чтобы выпустить его на волю, – сказал Толя Цыкин.
– Это хорошее дело, – приветствовал Александр Юрьевич. – А как он сюда попал?
Яковлев рассказал всю историю.
– Понимаю вашу любовь к птицам, но не понимаю идеи приноса скворца в класс. Я думаю, что это не любовь к зоологии, а желание сорвать урок. И в этом не вижу ничего похвального. А скворец мучается. Видите, как он колотится о стены? Напугался, наверно, бедняжка, насмерть. Как его теперь ловить? Как выпустить на улицу?
– Я пойду достану ему крошек, – сказала Леля Ершова.
– А я отдам ему свой пирожок, – сказала Настя Федорова.
– Он в таком состоянии, что не будет есть, – сказал Александр Юрьевич. – У него шок. Откройте окно, и, может быть, он вылетит.
Женя Данюшевский открыл окно, и скворец, почувствовав дуновение ветра, кинулся к окну, рванулся в него и скрылся за крышей противоположного дома.
Екатерина Петровна все время стояла в дверях класса и наблюдала.
– Ладно, – сказала она. – Я прощаю вам эту шалость, потому что она по теме рассказа. В рассказе скворец сидел в кармане у вора, а в жизни он сидел в парте Югана, который украл у меня время моего урока. Хабен зи ферштанден? (Вы поняли?)
– Я. Вир хабен ферштанден! – ответили мы хором.
НА РЕЛЬСАХ
Он вошел в класс в темной замшевой толстовке, с длинными волосами, спадающими на чуть впалые щеки, с ясной улыбкой карих глаз. Чем-то он был похож на Иисуса Христа. У него был гортанный и в то же время мягкий и ласковый голос.
– Я буду у вас преподавать рисование и лепку, – сказал он. – Меня зовут Павел Николаевич, фамилия моя – Андреев.
И сразу же он показался нам очень симпатичным, и мы все заулыбались. У него были красивые руки с тонкими длинными пальцами, удивительно изящная походка и привычка откидывать падающие на лоб волосы.
Он был родным братом писателя Леонида Андреева.
Как-то он рассказал нам о том, как, будучи летом в Финляндии, Леонид Андреев на пари лег на рельсы железной дороги и через него прошел поезд. Леонид Андреев спокойно встал и пошел домой.
Этот рассказ произвел на меня большое впечатление, и весь урок я никак не мог нарисовать графин.
Честно говоря, я не собирался стать Репиным или Левитаном, но мне хотелось научиться прилично рисовать.
Чернов, Кричинская, Недокучаев, Кривоносов и Зверев постигли это искусство, их рисунки получали оценку "отлично", и я им очень завидовал.