Моя сумма рерум

Ида Мартин

— Знаешь, Гарик, — довольно мирно сказал Тифон, — обида — это когда тебя твой друг подставляет, а когда человек никто и звать его никак, то пофиг.

Самоуверенность Тифона впечатляла. Но Гарик не только стерпел, а стал ещё и оправдываться.

— Походу напрягаешься. Слушай, забей. Это случайно получилось. Я тут ни при чём.

— За случайно бьют отчаянно, — полушутя ответил Трифонов и похлопал его по плечу, типа всё нормально.

— Хотите

анекдот? — решил разрядить обстановку Лёха. — Короче, приходит в класс географичка практикантка, а там полный беспредел. Все на ушах стоят. Она такая: «Здравствуйте, дети», — Лёха голосом изобразил учительницу. — А дети ей: «Пошла вон». Ну, практикантка со слезами, соплями к директору. А директор, мол, сразу видно, что у вас никакого опыта общения с детьми нет. Нужно ведь сначала их удивить, заинтересовать. Ну и ломанулся сам в класс. Дверь с ноги и такой: «Здорово, мужики!». Дети: «Здорово». Директор им: «А слабо презик на глобус натянуть?». В классе замешательство: «А что такое глобус?». «А вот об этом, — Лёха сделал многозначительную паузу, — вам и расскажет новая учительница».

Когда дикий гогот немного стих, Трифонов спросил:

— Так что насчет Хорька?

— Они в лесу, в беседке, — сказал один из пацанов. — Я их час назад встретил, туда шли.

Лес был густой, смешанный и, по словам Тифона, простирался на многие километры от города, а узкие асфальтные дорожки уводили в настоящую чащу, где водились белки, зайцы и лисицы. Женщина из той крайней пятиэтажки, где я метался, когда заблудился, рассказывала Лёхе, что как-то рано утром под своими окнами она видела пасущегося лося. В самом же лесу лоси были явлением рядовым, и людей почти не боялись.

Пригородная часть леса условно разделялась на три зоны. «Культурно-оздоровительную», как назвал её Тифон, — для прогулок пенсионеров, собачников и семей с маленькими детьми. «Досуговую», с лавками, столиками и беседками, — место всевозможных массовых пьянок и пристанище алкоголиков, а также «жилую» — глухомань, где спали бомжи, наркоманы и водились маньяки.

Мы свернули от центральной аллеи вправо на одну из боковых дорожек. Затем ещё на одну. Но долго петлять не пришлось. Неподалёку от щита «Огонь разводить запрещено» стояла так называемая беседка. Четыре столба и на них крыша. Между столбами толстые поперечные балки, вдоль них доски лавок. Посредине сиротливый одноногий столик. На ближайшем невысоком деревце висело что-то странное. Я сначала подумал — бутылки, но потом пригляделся и понял, что это дохлые голуби. Штук пять или шесть. Омерзительная картина.

На столике сидел кудрявый парень, остальные двое или трое растянулись на лавках. Заметив нас, пацаны встревоженно повскакивали. Среди них я сразу увидел самого Хорька.

— Так, проверка документов. Никому не двигаться. Руки на стол, — издали прохрипел Трифонов строгим голосом.

— Чего это вы тут делаете? Опять клей нюхаете? — Лёха, шутя, отвесил крайнему подзатыльник.

И хотя хорьки Лёху с Тифоном узнали, менее испуганными не стали.

—

Ладно, не дергайтесь, — Трифонов примирительно поднял ладонь. — Никакого напряга нет. Один вопрос и мы уходим.

Пацаны не пошевелились. Головы вжаты в плечи, руки в карманах.

— Покажи им телефон, — велел он мне.

Я достал Нокию.

— У кого из вас была эта трубка? — Тифон передал её Хорьку, а тот остальным.

— Ну, у меня, — сказал кудрявый. — Я случайно с Самсунгом перепутал. Но его уже нет, сестре отдал, а она подруге какой-то подарила. В общем, с концами.

— Этот где ты взял? — Трифонов резко развернулся к нему.

— Нашел.

— Ну, начинается. Слышь, ты не в ментовке, давай отвечай нормально, по-хорошему.

— Нет, реально нашел, — забеспокоился парень. — В тот же день. Когда…

Он осторожно покосился на меня.

— Даже симку выкинуть не успел.

— Да где нашел-то? — нетерпеливо встрял Лёха. — Чё ты тупенький такой?

— Возле ТЭЦ. Со стороны, где заброшка.

— Так просто посреди дороги и лежал? — продолжал допрос Лёха.

— Возле лаза в заборе валялся. Он желтый. Заметный.

— Типа, кто-то туда лез и выронил?

— Я хз, — парень пожал плечами. — Мне без разницы.

Мы переглянулись.

— Ладно, — бросил Тифон, с отвращением оглядывая дерево с голубями. — Живите. Если сможете.

— В смысле? — не понял Хорек.

— В том смысле, что торчки долго не живут, — пояснил Лёха, и мы оставили их в покое.

Но сразу в город не пошли. Минут десять петляли по узким тропинкам. Наконец выбрались на поросшую низким кустарником и травой просеку со здоровенными высоковольтными опорами ЛЭП, широконогими, устремленными острыми конусами в небо железными гигантами.

Один конец просеки уходил далеко-далеко, сливаясь с лесом и горизонтом, а другой заканчивался новенькой высоткой.

Здесь было намного свежее, чем в запыленном душном городе, а в воздухе явственно ощущалось наступление осени. То ли из-за запаха залежавшейся хвои, то ли из-за прохлады, время от времени приносимой ветром, то ли из-за неба, выглядевшего отсюда белее и выше, то ли дело было в тонюсеньких паутинках и пушистых, плавно покачивающихся колосках высокой травы. То ли во всем сразу.

А может, просто во мне в этот момент что-то переключилось. Только вышел на просеку и сразу почувствовал это, где-то в области солнечного сплетения. Какую-то необъяснимую тревогу и внезапную грусть, оттого что уже ничего не будет как прежде.