Моя Святая Земля
Шрифт:
У Джинеры мерзко тянуло под рёбрами. Она понимала, что это страх, пыталась взять себя в руки, но ничего не могла поделать. Страх, тяжёлый, как свинцовая плашка, давил и смещал всё внутри души Джинеры, сбивая ей дыхание.
Весёлая столица не радовалась своей будущей королеве, как должно.
Джинера скользнула взглядом по знаменитым городским воротам, украшенным великолепными изваяниями: единороги в купах цветов и райские птицы на цветущих ветвях, а над ними в гербовом щите - Святая Роза в сиянии лучей. Золотые штандарты со Святой
Толпа, глазеющая на кортеж, показалась Джинере состоящей сплошь из нищих и жалких гулящих девок. И зеваки молчали, вернее, переговаривались между собой, вполголоса или даже шёпотом - то ли не желали благословлять чужую принцессу, то ли опасались выкрикнуть что-то лишнее: вместо конных гвардейцев в сияющих галунах, мехах и плюмажах принцессу встречали юркие пешие людишки с цепкими взглядами, шныряющие между зевак делово и сосредоточенно.
Джинера усилием воли разжала пальцы и разгладила смятую повлажневшую ткань. Её свита тоже молчала.
– Ровенна, - сказала Джинера ласково, - снимите, пожалуйста, занавеску вовсе. Она больше не нужна.
Ровенна вздохнула с каким-то болезненным всхлипом и раскрыла оконце целиком.
Благая столица, легендарно прекрасная, встречала будущую государыню шитыми золотом штандартами на балконах, цветными флагами на башнях и лентами на шестах - а ещё шушуканьем толпы, странными людьми, похожими то ли на воров, то ли на шпионов, моросящим дождём и ледяным холодом, исходящим и от горожан, и от стен.
Фрейлины Джинеры, которым полагалось бы весело болтать, тоже молчали. Её бароны гарцевали на холёных лошадях, заставляя их танцевать, её охрана сияла кирасами и пестрела плюмажами - но праздника не было и не было, потому что блеск кортежа принцессы златолесской не заражал весельем настороженный город. И Джинера думала, что ожидала всего, но не того, что её окрутят, как насильно выдаваемую замуж деревенскую девчонку - даже без гостей, браги и песен, просто - после короткого обряда в пустом и холодном храме.
Впрочем, уже через четверть часа она поняла, что ошиблась.
Весь ослепительный блеск благого двора Святой Земли оказался собран в одну светлую точку - как линза собирает солнечные лучи. Кортеж подъехал к дворцу.
Дворец сиял тысячами свечей во всех окнах, а на ступенях лестниц и плитах дворцовой площади мокли под мелким дождём драгоценные пурпурные ковры. Роскошный двор дожидался под пёстрыми навесами; в момент, когда кортеж въехал в арку, увитую гирляндами цветов, очень похожих на настоящие - презрев дождь, взметнулись огненные фонтаны, запели трубы и рожки, в пасмурное небо взлетела стая белых голубей, а откуда-то сверху под копыта коней посыпались свежие розовые лепестки.
И Джинера подумала, что вся эта красота, ливень золота, потраченный на встречу - не свадебный подарок для принцессы, а развлечение для короля. Те, кто устраивал представление, не тщились произвести впечатление на рыжую девочку из маленькой страны, и им уж точно было наплевать на впечатление и радость горожан - они угождали государю.
Образ короля потихоньку становился цельным в воображении принцессы - и окончательно определился, когда Джинера увидела его самого.
Юный король был красив, как вестник Божий. Белоснежный костюм превратил его стройную фигуру в храмовую статую, золотое шитьё сияло солнечными бликами, белый плащ, отороченный шкурками драгоценных северных лис, облачно белых и мягких, струился с плеч - и вся эта белизна делала вороные кудри короля ещё ярче. Джинера взглянула в его лицо, нежное и чистое, будто у девушки, с большими синими глазами и ослепительной улыбкой - и вдруг вздрогнула всем телом.
Государь Алвин шага к ней не сделал. Он стоял на пурпурном ковре, покрытом водяной пылью, водяная пыль алмазной пудрой сверкала в его волосах, он улыбался восхитительной ледяной улыбкой и наблюдал, как златолесские бароны помогают Джинере выйти из носилок.
И пока она шла по ковру, как по мокрому мху, король наблюдал. Джинера видела, как он оценил её лицо, грудь, костюм - и понимала, что король представляет себе её тело, без страсти, даже без простой похоти, с каким-то отстранённым интересом.
Джинере захотелось закутаться в десяток шуб и плащей. В этот момент она отчаянно жалела, что не родилась мужчиной - ей казалось, что гораздо легче встретить врага с оружием в руках, защищая свою страну мечом, чем позволить врагу прикоснуться к себе в постели.
Что король Алвин - враг, она уже не сомневалась.
Джинера подошла на три шага и чинила политес. Алвин, сдёрнув белоснежную перчатку, протянул руку - и Джинера подала свою.
Она ждала подвоха, но не сразу и не так явно. Король сжал её пальцы так, что чуть не сломал их церемониальными перстнями. Джинера еле удержала крик и взглянула в лицо государю, наблюдавшему за ней с холодным любопытством.
– Вы причинили мне боль, прекрасный государь, - сказала принцесса удивлённо.
– Пальцы тебе ни к чему, - ответил Алвин с ледяным смешком.
– Вышивание, должно быть, отменно скучное занятие, а писать тебе незачем и некуда.
Джинера кивнула и присела.
– Я почти не умею писать, ваше прекрасное величество, - солгала она, - но, если бы и умела, не посмела бы написать ни строки, зная, что это может доставить вам неудовольствие.
– Этот маляр из Златолесья, должно быть, был влюблён в тебя, - продолжал король весело и холодно.
– Нарисовал тебя с голубыми глазами, а не с бесцветными стекляшками, да ещё и приделал грудь, которой нет.