Моя вина
Шрифт:
Это как сон, как кошмар.
СЕКРЕТНОЕ ЗАДАНИЕ
Вернусь назад, к сорок третьему.
Однажды ко мне явился Андреас, застал меня как раз за моими записями.
К тому времени прошло уже несколько недель, как мы переправили нашего общего друга Индрегора в Швецию. Теперь у меня были новые постояльцы, на этот раз люди все вполне надежные — дело было только за кое-какими документами и за проводником.
— Опять с тем дрянным городишкой ерунда получается! — сказал Андреас. Это был тот самый городок на побережье, куда ездил Индрегор — и
— Ты ведь знаешь, — сказал Андреас, — что Индрегору ничего не удалось обнаружить. Но дело, видимо, серьезное. Опять они накрыли нашу явку, и двое наших людей арестованы, притом из самых надежных. Дальше так продолжаться не может. Если не удастся ничего обнаружить, придется, наверное, прикрыть на время всю работу в этом районе.
Он посмотрел на меня оценивающе.
— Надо тебе ехать! — сказал он. — Ты ведь кое-что знаешь по этому делу — я имею в виду от Индрегора. И, кроме того, знаком с этим самым Хансом Бергом. У нас есть кое-какие подозрения на его счет. Скорее всего ларчик очень просто открывается. На месте им это, может, потому не видно, что лежит, как говорится, под самым носом.
Что ж. Хорошо. Несколько дней спустя я уже сидел в поезде, снабженный неподдельными, законными документами и отличным — не подкопаешься — заданием. Ревизия кое-каких дел местного банка — такова была официальная версия, предъявленная нами так называемым властям.
Дорога была неинтересная. Обычные картинки и впечатления того времени. Немецкие офицеры в специально резервированном для них вагоне второго класса. Немецкие солдаты, которые держались по возможности особняком и вели себя в общем-то вполне пристойно. Немецкие войска — в большем или меньшем количестве — на всех крупных станциях.
С нами ехали какие-то крестьяне. Они говорили о погоде, об урожае и о ценах. И вскоре я уже не сомневался, что, окажись мы в таком вот поезде накануне конца света и притом все бы знали, что завтра конец света, крестьяне точно так же говорили бы о погоде, об урожае и о ценах.
Настроение у меня в дороге было в общем-то неважное. Я все время думал о Хансе Берге. Если я пробуду там несколько дней — а официальная моя миссия, которую мне как-никак надо выполнить, наверняка задержит меня дней по меньшей мере на четыре-пять, — не столкнуться на таком "пятачке" будет мудрено.
Эта перспектива меня отнюдь не радовала. Вдруг он к тому же шпион. Впрочем, в это я не верил. Не может человек за двадцать лет настолько уж измениться. Но видеть его, здороваться с ним, говорить с ним— а по самому характеру моей миссии я не должен был избегать нацистов — уфф!
Я напрасно беспокоился, я не встретил Ханса Берга.
Когда мы подъезжали к городку, я почувствовал что-то похожее на то странное стеснение в груди, которое все еще испытываю каждый раз, когда подъезжаю после долгого отсутствия к Осло. Волнение и страх моего детства перед лицом большого города.
Немецкие солдаты на вокзале. Немецкие солдаты и офицеры на улицах. Дело в том, что немцы по той или иной причине особенно опасались за этот городок в случае высадки союзников.
Я был здесь прежде всего один раз, много лет назад. Но я заранее раздобыл карту и знал, где отель, где банк, а также, где мне искать доктора Хауга. Я должен был действовать через него.
Меня не встречали. Так было условлено. Я взял свой чемодан и направился к отелю, где мне
Окна моего номера выходили на маленькую, довольно красивую площадь. Прямо напротив отеля помещался банк. Я выехал утренним поездом, банк был еще открыт. Устроившись в номере, я отправился представиться директору банка.
Директор, мужчина примерно моего возраста, с наклонностью к полноте, с преждевременным брюшком, был, видимо, польщен моим визитом. "Так, так, — повторял он все время. — Так, так, отлично. Так, так. Очень приятно видеть перед собой человека из столицы. Делами мы займемся, пожалуй, с завтрашнего дня. Сегодня, кстати, и, времени почти не осталось". Но не окажу ли я ему честь и не отобедаю ли у него дома — он был предупрежден о моем приезде, — мы могли бы спокойно все обсудить, хотя бы в общих чертах. А потом прогулялись бы вместе к доктору Хаугу, он также осведомлен о моем приезде и ждет меня.
Тут директор многозначительно подмигнул мне одним глазом.
Мне это подмигивание как-то не очень понравилось. Это напомнило мне наши детские игры в индейцев, всякие там тайные лиги, а еще старые фильмы, в которых жулик с такими предосторожностями крадется вдоль стен и огибает углы домов, что за километр видно, кто он такой.
Я подумал, что если все они тут столь красноречиво подмигивают друг другу, то не приходится удивляться, почему тайное становится явным.
Впрочем, продемонстрировав мне свою принадлежность к посвященным, директор на этом успокоился. Он оказался в общем-то человеком неглупым и приятным. Интересовался юриспруденцией, финансами, литературой и живописью. Имел отличную библиотеку, коллекцию стоящих картин и винный погреб, способный, по его утверждению, пережить войну.
Кроме того, он увлекался охотой и держал великолепного ирландского сеттера.
Правда, ружья все, как он выразился, приказали долго жить. Но надо полагать, в один прекрасный день они воскреснут.
В общем директор производил впечатление человека, умеющего пожить. Даже в такое время.
Супруга оказалась весьма женственной и миловидной особой. Я завоевал ее расположение с той самой минуты, как выяснилось, что нравлюсь обоим детям. У меня свой испытанный метод в подходе к детям — я считаю, что детям нравятся все взрослые, которые с ними не сюсюкают.
За столом говорили, разумеется, немного о войне, немного о политике. Но только в самых общих чертах. За время войны, как они сказали, Осло очень от них отдалился, и они жаждали свежих новостей. Не о войне, об этом они слышали каждый день, а просто новостей из Осло. У них было такое представление — и они упорно его держались, хоть втайне, видимо, и понимали его нелепость, — что там каждый божий день обязательно случается что-нибудь примечательное.
Один раз я совершил ошибку — довольно непростительную, кстати. Я почему-то считал про себя, что супруга должна быть до известной степени в курсе дела, и начал было фразу, которая, окажись, что я ошибаюсь, неминуемо должна была бы возбудить у нее подозрения. Но директор спас положение, ловко переведя разговор на какую-то забавную охотничью историю и немало удивив жену.