Моя возлюбленная сакура
Шрифт:
– Но если хотите, то, конечно, идите справа.
От ее деликатности захотелось плакать еще сильнее.
Но нельзя. Только не слезы. А шанс реабилитироваться еще обязательно представится.
Однако катастрофы посыпались градом.
На запертых воротах парка висела табличка с равнодушной надписью: «Сад закрыт». При виде надписи мыслительный процесс в голове Харуто остановился.
О нет… Это предел. От осознания собственной тупости Харуто поплохело. Интересно, удивится ли госпожа Ариакэ, если его прямо сейчас вывернет наизнанку? А может, он просто спит и видит очень реалистичный сон?
– Надо же,
«Проклятье! А сейчас она скажет, что ничего не поделаешь, придется разойтись по домам! Ни за что – свидание еще десяти минут не продлилось!»
– А м-может, тогда в Ёцую? Там тоже сакура растет!
Они сели на линию Маруноути и продолжили путь до новой цели.
«Вот тут уж наверняка полюбуемся», – решил Харуто… и жестоко ошибся!
В саду «Сотобори», который раскинулся между Ёцуей и Иидабаси, действительно полностью распустилась сакура – и на нее сбежалось посмотреть пол-Токио. Гости расстилали между деревьями голубые клеенки, выпивали и шумели. И несмотря на то что был еще только понедельник, и даже не вечер, прямо на земле развалился пьяный в стельку мужик, а какие-то здоровенные лбы – предположительно студенты – вовсю горланили, распивая из банок тюхай [12] . Атмосфера в парке была настолько неромантичная, что у Харуто чуть не подкосились колени.
12
Коктейль из сётю – японского алкогольного напитка из риса, ржи и сладкого картофеля – с содовой.
«Ах… ах вы засранцы! Да вам не сакура нужна, а нажраться на свежем воздухе! Как вообще японцы допустили, чтобы именно так сложилась традиция любования цветами? Всё, пропало мое долгожданное свидание».
Вдруг еще и тот самый пьяный мужик застонал, и его стошнило. Мисаки брезгливо отвела взгляд.
«Мужи-и-и-ик! Ты зачем блюешь?!»
Еще бы чуть-чуть – и Харуто накинулся бы на него с кулаками. Однако он справился с собой и сказал:
– Ну, не будем стоять на месте!
Они с Мисаки почти сбежали в сторону Итигаи.
– Простите. Если честно, я никогда раньше не ходил смотреть сакуру, поэтому не знал, чего ждать. Не представлял, что будет так людно.
– Никогда? – изумилась Мисаки. – Вы ни разу не ходили на сакуру?
– Нет… Ну, то есть в детстве, может, разочек.
– Не любите цветы?
– Нет-нет, к цветам я нормально отношусь. Конкретно сакуру не очень жалую.
– Это за что же? – Мисаки непонимающе склонила голову набок.
– Как вам сказать… Красивая она, конечно, но опадает сразу, как зацветет, так? И мне всегда ужасно грустно. Хотя да: молодец я, конечно, что сам вас сюда позвал, а теперь говорю подобное.
– Вам никогда не говорили, что вы странный? – спросила девушка, пряча лицо в ладошках и хихикая. – Все японцы любят сакуру.
– Да, было дело, друзья в старшей школе считали, будто я чудак.
– Вот-вот! Впервые вижу человека, который так холодно отзывается о сакуре.
В ответ на неожиданную улыбку Харуто и сам расцвел.
Ради того, чтобы Мисаки улыбнулась, он был готов на что угодно – даже прослыть большим оригиналом.
Девушка, кажется, немного расслабилась
На выходных она часто выбирается в кино, особенно на боевики, а под влиянием старшего брата влюбилась в бейсбол. Их семья держит скромную идзакаю, и Мисаки с какой-то даже гордостью поделилась, что брат готовит очень вкусный тяхан [13] . А еще она сладкоежка, притом понимает, что рано или поздно растолстеет, но по дороге с работы никак не может отказать себе в пудинге или желе.
– Почему вы решили стать парикмахером? – спросил Харуто.
Девушка, идя от него по левую руку, стала смущенно накручивать на палец прядь.
13
Жаренный в особых соусах рис, обычно с мясной и/или овощной начинкой.
– Если честно, у меня от природы вьются волосы. Мальчишки в младшей школе дразнили «Кудряшкой». Я страшно комплексовала и постоянно жаловалась маме с папой, как мне не нравятся волосы. А они никак не помогали – только повторяли, чтобы я не принимала близко к сердцу. Я отчаялась. Думала, мне всю жизнь так мучиться. И тут брат заметил, как я рыдаю, и отвел меня в ближайшую парикмахерскую. Я так волновалась! А парикмахер сказал: «Не боись, сейчас все починим» – и распрямил волосы… Я поверить не могла, что столько страдала из-за такой ерунды! Раз – и волосы прямые, настоящая магия! И тогда мне впервые понравилось собственное отражение.
Мисаки сощурилась, как будто смотрела на старые фотографии и предавалась воспоминаниям. Тут она остановилась перед особо раскидистой сакурой и, улыбаясь, поглядела в небо.
– Вот тогда все и решилось. Что я хочу делать прически. Такие прически, чтобы клиент смотрел на себя в зеркало и любовался.
Ее улыбка походила на юные лепестки сакуры. Харуто, глядя на нежное лицо в обрамлении розовых кружев, подивился такой прелести. Неужели и в детстве, когда смотрела в зеркало в салоне, она так же изумительно улыбалась? На сердце стало тепло.
Тут Мисаки, кажется, смутилась, что так разоткровенничалась, и поспешила сменить тему:
– Ну да что мы все обо мне да обо мне. Давайте о вас! Почему вы решили стать фотографом?
Молодой человек стиснул зубы: пора сказать правду.
Между ними пролетел порыв ветра, унося вдаль ворох розовых лепестков.
Харуто медленно, чтобы голос не дрожал, проговорил:
– Госпожа Ариакэ. Понимаете…
– Ой! Да это же Харуто! – воскликнул кто-то из-за спины. Обернувшись, молодой человек увидел бывшего коллегу из фотостудии. На плече у того болтался чехол с фотоаппаратом. Мужчина, махая рукой, спешил к давнему приятелю. – Сто лет не виделись!
Харуто приготовился к худшему. Перебинтованное ухо запульсировало болью. Он молил только, чтобы коллега не сболтнул ничего лишнего. Но, как известно, чем истовее ты жаждешь чего-то избежать, тем точнее сбываются твои страхи.
– Ты как, окончательно съемки забросил? Чем занимаешься?
Харуто похолодел, разве только инеем не покрылся. Он робко стрельнул глазами в сторону Мисаки и увидел, как та подозрительно нахмурилась. От этого взгляда температура Харуто упала еще на пару градусов.