Моя желанная студентка

Чи Майя

Тишина затягивается. Снова гремит гром. Дождь барабанит сильнее прежнего. Мое терпение вот-вот лопнет. Сколько можно молчать?

Его рука тянется к единственному источнику света и, после щелчка, мы погружаемся в полумрак.

— Станислав Юрьевич?

— Тшш, — раздается совсем близко.

Глава 30. Я вернусь

Вероника

Наверное, это сон. В реальности мужчины так не поступают. Они не шепчут слова, от которых замирает сердце,

не целуют до умопомрачения и не ласкают с предельной нежностью. Впрочем, как много я о них знаю?

— Станислав Юрьевич. — Я отстраняюсь и перевожу дыхание. Хочу уловить любую перемену в его лице. Вдруг он соврет? А мне важно услышать правду. Ту самую, способную навсегда расставить точки над “i”. — Скажите, почему вы приехали? Зачем помогаете, здороваетесь по утрам и желаете спокойной ночи?.. Я не хочу строить догадки.

Он касается пальцами моей щеки, убирает выбившийся локон за ушко и скользит ими по шее. Будоражит. Соблазняет. Сводит с ума.

— Умеете же вы, женщины, выбрать момент для серьезного разговора, — тихо смеется мужчина.

— Извините, просто я…

— Не извиняйся по мелочам. — У меня пробегают мурашки по телу от низкого голоса. — Ты мне нравишься, Вероника. А еще… — Он кладет руки на мои бедра, пододвигает ближе к себе, упирается естеством прямо в пах, и меня накрывает волной возбуждения. Слова хриплым шепотом слетают с его губ. — Я хочу тебя. Каждый раз, когда вижу, хочу до безумия.

Жар приливает к лицу. Я не была готова к такой откровенности. И все же, я ей рада. Если его чувства настоящие, если он, подобно мне, горит желанием, то почему мы медлим?

Его губы вмиг отвечают на мой поцелуй. Одежда летит на переднее сиденье. Холод кусает спину, но горячие объятья распаляют меня. Воздух накаляется. Внизу живота рождается уже знакомое чувство.

— Ника… — Пальцы начинают дрожать. Никто еще не произносил мое имя с такой страстью. — Моя нежная девочка. — Он задирает лифчик и целует в ложбинку, обхватывает ладонями грудь, втягивает губами сосок и кусает. Из моих губ вырывается крик, который сразу тонет в оглушительном раскате грома.

— Стас… — говорю на выдохе, и мужчина останавливается.

— Скажи еще раз.

— М? — Не понимаю, о чем он. Как только его пальцы минуют белье, касаются там, то просьба забывается.

— Боже… Стас…

— Вот теперь мне нравится.

Он перекладывает меня на спину, стягивает обувь, избавляет от штанов, вместе с которыми исчезает и белье. И хоть здесь мало места, хоть мои ноги на его плечах смотрятся непривычно, все это становится неважным. Голодным зверем он впивается в мою кожу, ласкает языком, тянет кожу, наполняет салон машины развратными звуками, распаляющими меня все сильнее. Это настолько запретно, что я готова умереть со стыда, но прежде прощаюсь с реальностью из-за нахлынувших чувств. Мне мало его губ, мало его пальцев.

— Стас… Пожалуйста.

Он замирает. Прерывистым дыханием согревают кожу в самом интимном месте. А после касается языком. Слизывает, оставляя

после себя влажный след, и хоть я не вижу его глаз, знаю наверняка — он смотрит на меня. Решает, сделать ли шаг вперед. Сейчас. В машине. Где даже не развернуться толком. Хотя мне плевать на неудобства.

Пока мужчина борется с нерешительностью, я опускаю ноги. Ловлю его губы. На них еще остался мой вкус, и этот факт все больше раскрепощает меня. Руки тянутся к пряжке ремня, но, видимо, звон металла отрезвляет его, срабатывает стоп-сигнал, который сейчас совершенно не нужен.

— Нет, Вероника. Не здесь. — Он сжимает мои ладони, останавливает на полпути.

— Стас, я хочу его попробовать, — шепчу и краснею. Боже, что я сейчас сказала?

Яркая молния освещает наши лица. Я замечаю его затуманенный взгляд, расслабленное лицо, приоткрытые губы и взъерошенные волосы. Мое обнаженное тело на фоне пиджака, рубашки и брюк выглядит настолько беспомощным, что я незамедлительно расстегиваю ремень, надеясь уравнять наше положение. Он нависает надо мной. Смотрит на все мои действия свысока. Наверняка не ждет ничего особенного — что взять с неопытной юной девицы? Но я хочу доказать обратное, хочу услышать его стон, хотя даже не знаю, стонут ли вообще мужчины. Хочу, чтобы он был моим, и только моим. Здесь. Сейчас. И, быть может, потом.

Когда весь город спрятался от дождя, и ни одна живая душа не подозревает, насколько развратной я могу быть, мои губы несмело касаются бархатной кожи. Терпкий вкус остается на моем языке. Запах похоти ощущается настолько остро, что разум туманится. Я обхватываю нежную головку губами. Слышу тяжелое дыхание. Чувствую, как сильно напрягся Граф. Ему нравится?

Широкая ладонь касается моих волос.

— Ника… — Он двигает бедрами, и я зажмуриваюсь, принимаю лёгкую грубость и сжимаю пальцы ног. Возбуждение сильной волной проносится по телу, а до моих ушей долетает стон. Глухой и хриплый. — Ника… Постой…

Не останавливаюсь. Не даю ему передышки. Хочется снова услышать его голос, почувствовать власть над ним, свести с ума, чтобы отныне в его мыслях была только я.

— Блять.

Внезапный мат сковывает меня. Что я сделала не так?

Ладони мягко обхватывают мой подбородок, а едва я выпускаю изо рта член, его место занимают губы. Стас приподнимает меня, садится, прижимает к паху. Я двигаю бедрами, трусь об него, представляя как он в меня входит, как получаю столь запретное и желанное удовольствие.

— Когда-нибудь, — говорит он мне в ухо, тут же прикусывая мочку, — я в этой самой машине… — Я обхватываю ладонями его член, и он впивается губами мне в шею.

Боже…

— Я хочу тебя, Стас.

Снова раздается мат. Пальцы грубо трут клитор. С моих губ срывается стон.

— Когда-нибудь, я тебя здесь трахну. Не языком и пальцами, а по-настоящему. И поверь, Валевская, это случится очень скоро.

Палец скользит в меня, и весь мир сосредотачивается только в одном желании — получить оргазм.