Моя жизнь хикикомори. Том 3: После перемен
Шрифт:
Её пальцы сжались крепче, но лицо осталось спокойным. Каору медленно кивнула, и во взгляде чёрных глаз я увидел то самое принятие, которого ждал.
— Я поняла, сын, — её голос был тихим, как шелест шёлка.
Дед тоже кивнул — в его лицо читалось уважение, смешанное с гордостью.
— Ты стал настоящим мужчиной, Казума, — произнёс он, и за его суровостью проглядывало тепло.
Я поднялся, готовый завершить разговор, и добавил с лёгкой улыбкой:
— Просто беру пример с лучших, дед, — и с благодарностью поклонился
В его старческих глазах, наполнившихся слезами, мелькнуло то самое чувство, которое не нуждается в словах. Понимание. Гордость. Любовь.
* * *
Я лежал в постели, расслабившись после долгого дня, а Харуно, как всегда, сидела в кресле неподалёку — идеальная осанка, книга в руках, мягкий свет лампы подчёркивал её профиль.
— «…и тогда рыцарь понял, что истинная сила кроется не в мече, а в сердце», — читала она, но вдруг остановилась.
Я приоткрыл глаза:
— Что-то не так?
Харуно опустила книгу на колени, пальцы стиснули кожаный переплёт обложки:
— Казума-сама… Завтра вы покидаете нас?
В её глазах мелькнула грусть, которую она пыталась скрыть, но не смогла.
— Не навсегда, — я устроился удобнее. — Буду приезжать на выходные.
— Я буду с нетерпением ждать ваших приездов, — произнесла она смущённо, а плечи поникли.
— Харуно, — я внимательно смотрел на неё, — что ещё тебя тревожит?
Она подняла глаза — в полумраке спальни её щеки, казалось, порозовели:
— Казума-сама. Вы не чувствуете… напряжение?
Я задержал на ней взгляд, наблюдая, как она нервно поправляет складки униформы, пытаясь справиться с волнением.
— Чувствую.
Она замерла, глаза расширились, и румянец на щеках стал ещё ярче.
Ну, Харуно, ты сама это начала.
Она медленно поднялась и подошла к кровати. С какой-то иной грацией — нет, не та выученная элегантность идеальной горничной, а что-то более естественное, личное. Не говоря ни слова, она собрала волосы в хвост:
— Тогда расслабьтесь, Казума-сама, и позвольте позаботиться о вас, — прошептала она.
Выключила светильник. А затем мягко отвела одеяло. В свете луны её лицо казалось особенно прекрасным — таким сосредоточенным и нежным одновременно.
— Я приступаю, — прошептала она и, раскрыв ротик, облизнула МОЙ Х, а затем стала медленно заглатывать его.
Я молчал. Просто вцепился пальцами в одеяло и утопал. УТОПАЛ В НЕЙ.
Харуно двигала головой медленно, плавно, нежно. Никуда не торопясь. Я даже в какой-то момент расслабился и прикрыл глаза, отдавшись её ласкам, чувствуя, как напряжение превращается во что-то иное — глубокое, тёплое, мягкое.
Запустил пальцы в её волосы, сжав хвост.
— Умница… — прохрипел я.
ЧЁРТ! ПРОЗВУЧАЛО ТАК ПОШЛО!
Она подняла глаза. Её губы изогнулись
Шлёп-шлёп
— Продолжай.
ДА ПРЕКРАТИ, КАЗУМА! СКОТИНА!
Но… Харуно понравилось! Вон как с новым энтузиазмом начала второй раунд!
Мир растворился в ощущениях. А я во рту Харуно. Её движения головой и рукой становились всё более настойчивыми.
Напряжение нарастало, превращаясь во что-то большее, накрывающее волной. Харуно ускорилась, действуя агрессивнее, глубже…
И пик наслаждения накрыл меня.
Но Харуно не отстранилась.
Она приняла всё, что я мог ей дать.
Когда волна схлынула, она проглотила. ВСЁ. Затем медленно вытерла меня влажной салфеткой и поднялась, вытирая губы белоснежным платком. На щеках румянец, но взгляд полон удовлетворения — будто выполнила что-то очень важное.
— Теперь вы сможете хорошо выспаться, Казума-сама, — прошептала она, поправляя одеяло.
— Харуно так меня ещё никто не укладывал спать…
Она улыбнулась:
— Спокойной ночи, мой господин.
И бесшумно скользнула к двери, оставив меня наедине с мыслями от этого невероятного момента.
Кто бы мог подумать, что даже в этом она окажется настолько совершенной.
* * *
Наступило утро.
Я стоял в холле особняка, закинув на плечо рюкзак — единственную вещь, которую решил взять с собой. Телефон уже показывал, что такси в пути, когда за спиной раздались знакомые, неторопливые шаги деда.
— Такси? — в его голосе прозвучал лёгкий упрёк. — А как же Porsche?
Я усмехнулся, поправляя лямку:
— Дед, «Porsche» чуток не вписывается в жизнь обычного старшеклассника.
Он хмыкнул, сложив руки за спиной.
— И что? Или ты стесняешься своего происхождения?
— Не стесняюсь, — я посмотрел на него с улыбкой. — Просто не хочу пока ломать образ старого Казумы.
Дед приподнял бровь, пытаясь понять ход моих мыслей, но затем просто кивнул:
— Хорошо, пусть будет по-твоему. Но одного я тебя не отпущу — мои люди всегда будут рядом, — его голос стал серьёзнее, взгляд твёрже. — Теперь многие знают, что ты вошёл в семью. А где большие деньги, там и большие проблемы.
Я кивнул, хотя внутренний голос уже начал комментировать: «О да, теперь, Казума, ты как главный герой какого-нибудь боевика — за каждым углом телохранители в чёрных очках!»
— Не волнуйся, дед. Я всё понимаю.
Его лицо смягчилось, и он шагнул ближе — прямо как в драматических сценах, где глава клана даёт последние наставления герою:
— Хорошо. Но если будет хоть намёк на неприятности, ты сразу же сообщишь мне. Иначе, Казума… — он пристально посмотрел мне в глаза.
Я хмыкнул, прерывая его.