Моя жизнь на тарелке
Шрифт:
— Это он может, — смеется Джулиан. — Привет, Клара. — Он целует меня. — Как доехали?
— Отлично. Испачкались, правда… — я демонстрирую пятно на рукаве, — а в остальном все отлично.
— Ну и хорошо, — отзывается Джулиан. — Чистюлей тебя никто не назвал бы. Помню, что в тарелке было, то и на тебе.
Я не знаю, как реагировать. «Синдром Дауна — это пожизненный приговор, Джулиан». Так, что ли?Впрочем, ответа Джулиан не ждет; да и мне неплохо бы попридержать язык — он ведь не
— Ну что, ребята? — Джулиан кивает в сторону своей машины. — Поехали?
Особняк великолепен: по-георгиански основателен, весь увит глицинией. Аллея от ворот к крыльцу тянется непристойно долго. Мальчишки оглушительными воплями приветствуют всех встречных овец и коров, а Джулиан ведет со мной учтивую беседу, как благонравный племянник с поднадоевшей незамужней тетушкой: «Прекрасная погода, не правда ли? Всходы нынче хороши. Взгляни, какой фазан».
Гостей будет полон дом, рассказывает Джулиан. Мы уже здесь, Эви и Фло приедут после обеда, так же как и Дигби с Магдаленой, родители Френсиса. Мисс Джонсон, соседка Джулиана, обещалась быть к обеду. Этер, сестра Дигби, приедет с детьми завтра.
Под неистовый собачий лай мы выбираемся из «лэнд-ровера» и шагаем к крыльцу, где нас ждет радушная хозяйка. Анна, третья жена моего отчима, принимает нас в джинсах и пушистом свитере, умудряясь выглядеть непринужденно по-деревенски и чертовски женственно. Как ей это удается? Я немедленно скисаю, проникаясь ненавистью к каждому миллиметру своего никуда не годного наряда.
— С приездом. — Анна целует всех по очереди. — Обед через полчаса. Ваша обычная комната готова. С вещами помочь?
— Благодарю, мы справимся. Идем, ребята. Чарли, дорогой, захвати корзинку.
— Мы хотим с Джулианом, — тянет Джек. — У него цыплята.
Я оглядываюсь на Джулиана, тот весело кивает.
— Покажу им курятник. Перед обедом по рюмочке — не возражаешь? Тогда спускайся в малую гостиную. Минут через пятнадцать, идет?
— Ладно, — говорю я. — Спасибо тебе. А вы, — я строго смотрю на мальчишек, — ведите себя прилично.
— Ладно! — кричат они и со всех ног несутся к курятнику.
Мы всегда останавливаемся в Вишневой комнате, где царит пурпурное великолепие: на окнах тяжелые густо-вишневые шторы, на кровати вишневое покрывало, обивка диванов и кресел тоже цвета спелой вишни. Места в комнате более чем достаточно даже с разложенными для детей раскладушками. Обойдемся без раскладушек. Роберта нет, а ребята будут счастливы поваляться на поистине королевском, с пологом, ложе. Меня вдруг разбирает злость… или горькая досада, если как следует прислушаться к чувствам, но я не желаю прислушиваться. Не здесь. И не сейчас.
Первым делом умываюсь и чищу зубы: от поездов и самолетов у меня почему-то всегда кисло во рту. Сажусь на кровать. Наверное,
Уж сколько лет навещаю Джулиана, а где кто живет, до сих пор не разобралась. Медленно спускаясь по лестнице, отмечаю тишину и привычность ароматов: в особняке всегда пахнет воском для мебели и цветами. Справа доносится приглушенный шум — там кухня; я сворачиваю налево, в коридор, ведущий к малой гостиной.
Первое, что бросается в глаза с порога, — галерея фотографий, занимающих все горизонтальные плоскости в комнате. Какого черта, спрашивается, я каждый раз сравниваю количество снимков родных детей Джулиана (десятка полтора) со своим одним-единственным свадебным снимком? Ведь знаю, что ничего здесь не изменится, и все равно пересчитываю с надеждой.
Джулиан уже на месте. Высокий, седовласый, аристократичный, мой отчим беседует с мисс Джонсон, вальяжно прислонившись к камину. Мисс Джонсон прибыла к ленчу в брючной тройке; в кресле она сидит широко расставив ноги и задрав подбородок — член закрытого мужского клуба позапрошлого века. Коренастая и упитанная до степени кадушки, мисс Джонсон носит исключительно брючные костюмы, курит тонкие, но убийственно крепкие сигары, а утреннему чаепитию предпочитает стрельбу по кроликам, которых она называет не иначе как «эти пидоры».
— Клара, — блеснув глазками-смородинками, улыбается мисс Джонсон. — Чертовски рада тебя видеть, малышка.
— Привет, Миртл. — Я целую ее. Люблю я мисс Джонсон, о сексуальной ориентации которой мы распространяться не станем, поскольку в округе это не принято.
— Тяпнешь с нами? Чего ждешь, Джулиан, плесни девочке, — командует гостья. Сама она, судя по цвету жидкости в бокале, глушит неразбавленное виски.
— Мне чего-нибудь полегче, а то засну.
— Еще чего не хватало. Я собиралась прогуляться с тобой и ребятишками.
— Да? С удовольствием. Только… где они? — Я оборачиваюсь к Джулиану.
— В конуре! — гогочет мисс Джонсон.
— Где? А что они там… — Я чувствую себя актером в незнакомой пьесе, которую к тому же играют на неведомом мне языке. Увы, здесь со мной такое случается сплошь и рядом. Ступив в поместье Джулиана, я превращаюсь в иностранца, которому только и остается, что тыкать пальцем в каждый предмет и с простодушной улыбкой интересоваться: «Пажалуста, сказать, это есть что?»