Моя жизнь на тарелке
Шрифт:
Несмотря на солидный опыт лицемерия, мы с Робертом едва не дали маху, но в последнее мгновение все же умудрились собраться с силами для надлежащих «агу-агу». Если не ошибаюсь, я даже попросила «подержать это чудо». Словом, процедура знакомства прошла на высшем уровне, но из детской мы ретировались до неприличия поспешно. Понимаю, что некрасиво, но такое все же случается, и довольно часто. Вокруг полным-полно отвратительных детей, если не уродливых внешне, то с гнусным характером.
Сэмми, подопечный Эмбер, увы, не отличается ни красотой, ни милым нравом. Первое, что бросается в глаза, — толщина ребенка, виной чему, правда, не он сам, а его мать. Согласитесь, здоровый аппетит младенца — не причина с трех месяцев запихивать в него кремы, муссы и жирные сливки вместо молочных смесей. Беда с этими матерями-энтузиастками: тешат родительскую гордость, а страдают дети. Сэмми не исключение. Двух лет от роду, а ест исключительно взрослую пищу. Нет, он не требует с порога бутылку огненной воды или барашка на вертеле, но… Терпение. Позже сами поймете, о чем речь.
И десяти минут не прошло, как Эмбер с крестником возникает на нашем крыльце. Шапка с помпончиком действительно венчает круглую голову Сэмми, не выполняя, впрочем, своей основной задачи, на которую явно рассчитывала Эмбер. Проще говоря, шапка не скрывает его жутковатой физиономии.
— Шапка! — хвастливо рычит Сэмми, тычет пальцем в небо и издает звук, который в приличном обществе принято не замечать (а издавать тем более).
— Очень симпатичная шапочка, — любезно отвечаю я. — Здравствуй, Сэмми. Заходи. Давай-ка снимем пальто.
Сэмми переваливается через порог и ковыляет к стене.
— Пи-пи, — заявляет он, тыча себе между ног. — Сэмми пи-пи.
Напрягая мышцы, я стягиваю с Сэмми пальтишко. Его мать упорно отказывается признавать тот очевидный факт, что сын по размерам тянет на шести-семилетнего ребенка. Страдает опять-таки мальчик, вечно упакованный в одежки, точно колбасный фарш в свиные кишки.
— Зачем этому ребенку подгузники, если он соображает, что делает? — жалобно спрашивает Эмбер.
— Откуда мне знать. Может, его мать хотела облегчить тебе жизнь. Может, Сэмми недавно начал привыкать к горшку.
— Чем это она мне облегчила жизнь? Теперь я должна менять подгузник!
— Гузник, — соглашается Сэмми и вполне профессионально крутит попой в диско-ритме. Похоже, мальчик — завсегдатай воскресных танц-клубов. — Сэмми пи-пи много.
— Спаси и сохрани, — в ужасе шепчет Эмбер. — Клара, ты слышишь? Господи, ну почему он не предупредил заранее.
— Потому что ему два года. Эмбер, хватит ныть и говорить гадости. Давай сюда сумку, я
Беру малыша за ручку, веду в детскую, проделываю необходимую процедуру. Что может быть хуже смены подгузников чужому ребенку, особенно если «пи-пи» в подгузнике «много», по меткому определению Сэмми? Тем не менее я мужественно меняю памперс и обрабатываю нужные места салфетками с алоэ, изведя полпачки, не меньше.
Сияющий Сэмми протягивает мне пухлую ладошку (трогательно до слез) и чинно ведет меня вниз.
— Кушать хочешь? — спрашиваю. — Можно пообедать пораньше.
— Цаю, — гудит он сочным басом. Это дитя стало бы гордостью любого уэльского хора. — Цаю хоцу.
Случись такое впервые, я бы списала идиотское требование на юный возраст и предложила тарелку спагетти. Черта с два. «Цаю» у Сэмми означает именно чашку чаю. Какое мне, казалось бы, дело до пристрастия чужого ребенка к чаю или кофе? Но все равно действует на нервы. Что за мать накачивает свое двухлетнее дитя чаем?
Попытка не пытка. Проделываю свой обычный фокус:
— Может, лучше яблочного сока, Сэмми? Или молочка? А «Вимто» не хочешь?
Ответ Сэмми также не отличается от обычного:
— Цаю хоцу.
Эмбер, успевшая сварить кофе и отыскать в холодильнике черничный рулет, исполняет триумфальную пляску:
— У тебя получилось, получилось! Клара, ты ангел! Ну тебе-то легче, свои все-таки есть. А мне все эти грязные подгузники… Еще раз сменишь, если он опять?..
— Хотелось бы по очереди, Эмбер. Своих подтирать еще куда ни шло, а чужих так же противно, как и тебе, если честно.
— Цаю хоцу, — настаивает Сэмми.
Он устроился посреди кухни на полу и занялся расшнуровкой ботинок.
— Слушаюсь, сэр. — Вздыхаю, ставлю чайник на огонь и иду в кладовку за игрушками. — Посмотри-ка, что тут есть. — Я сваливаю деревянные кубики, кивающую собачку и стопку книжек-раскрасок на пол. Сэмми уже избавился от ботинок и перешел к носкам. — Ты поиграй, а мы с тетей Эмбер поговорим, ладно? Печенье хочешь?
— Цаю хоцу! — возмущается Сэмми. — Цаю!
— Подождешь, — цежу я сквозь зубы. — Не велика птица.
— О-о-о беда, — хнычет Сэмми.
Нянька у него преклонных лет, что сказывается на словарном запасе ребенка.
— Подожди минуточку.
Совершив маневр вокруг стола, я устраиваюсь напротив Эмбер; та во все глаза смотрит на Сэмми.
— Ни-ког-да! — торжественно клянется она. — Никогда не заведу детей. Только представь — появится на свет второй Сэм. Мой собственный! Плоть от плоти моей. Его ж любить придется. Да у меня разрыв сердца будет.