Моя жизнь. Встречи с Есениным
Шрифт:
— Поезжайте домой. Я назначила пианисту прийти в студию в Нейльи, я позанимаюсь час и приеду домой. Поезжайте…
Она вышла с ними на улицу, сама закутала пледами их ножки. Машина отъехала.
— Я проехала в студию Нейльи, — рассказывала мне Айседора. — Пианиста еще не было. Помню, надела белую тунику и, держа в руках коробку с шоколадом, ходила по студии, ела конфеты и думала: я самая счастливая женщина в мире… Я молода, знаменита, у меня такие чудесные дети, муж… Сегодня исполнилась мечта моей жизни. У меня будет школа и театр! И в этот момент в студию вбежал Зингер… Он крикнул: «Дети… умерли!» И упал. Почему тогда я не сошла с ума?! Я не могла воспринять
Она долго молча плакала…
— Машина с детьми выехала на набережную Сены, наперерез ей выскочило такси. Наш шофер, избегая столкновения, круто свернул к реке… Мотор заглох. Шофер взял ручку, вышел из машины и завел мотор.
Вдруг машина двинулась на него прямо к реке… Парапета тогда не было. Шофер отскочил в сторону, машина упала в Сену…
Она опять замолчала, закрыв рукой глаза. Потом снова глухо зазвучал ее голос:
— Пока шофер бился головой о мостовую, пока бегал зачем-то к моей сестре Елизавете, стучал там в дверь… время, время шло! А они были в воде… Через час машину подняли краном. Их отвезли во французский госпиталь. Мне потом говорили, будто девочка моя еще дышала! Если бы я тогда могла быть около них! Силой материнской любви я бы вернула ее к жизни…
После катастрофы Дункан покинула сцену, к тому же она готовилась вновь стать матерью.
— Когда у меня опять родился мальчик, я решила назвать его Патриком в память о погибшем. Я лежала и попросила принести ребенка и положить ко мне. Головка его лежала на моем плече. Я наклонилась над ним и сказала: «Патрик…» Он открыл большие голубые глаза, вздохнул и умер… Какое же могло быть сердце у этого ребенка, если я носила его под своим сердцем, источавшим страдание.
Я тежала в темноте и слушала, как Парис сколачивает ящик, чтобы похоронить Патрика в нашем садике. Потом вошла Мэри и зажгла лампы. Я попросила ее принести мне какую-нибудь книгу. Незадолго до катастрофы мне принесли неизвестно кем присланную книгу — «Ниобея, оплакивающая своих детей». Я поставила ее на библиотечную полку… Теперь Мэри взяла первую попавшуюся книгу и подала мне. Это была «Ниобея, оплакивающая своих детей»… Я не мистик и рассказываю вам про эту книгу не без причины. Но вдумываться в это нельзя — тогда сойдешь с ума. Если это правда, то Понсон дю Террайль с его Рекамболем и прочим — бледный выдумщик…
Она взяла сигарету и никак не могла зажечь спичку.
Сплошные зеркальные стекла, вставленные в четыре длинных окна её комнаты, поголубели… Уже рассветало. Айседора долго молчала…
— Вы слышали когда-нибудь о профессоре Дуайене? — вдруг спросила Дункан.
Мне было знакомо это имя: «Операции профессора Дуайена» — так называлась короткая кинокартина, которую демонстрировали после сеансов в первых московских синематографах. Киномеханик объявлял через свое оконце: «Драма в шести частях», или «Сильно комическая», или «Видовая». Чуть ли не два года подряд после сеансов показывали «Операции профессора Дуайена», предупреждая: «Нервных, женщин и детей просят выйти». Дуайен, высокий красивый мужчина с холеной светлой бородой, делал три операции: трепанацию черепа, вырезание рака и еще какую-то…
— Этот самый… — подтвердила Айседора. — У Дуайена была жена, очень красивая, высокая блондинка. Я тогда еще не знала Зингера. Он был неразлучен с женой Дуайена, а тот, видно, не возражал… Зингер строил для него хирургические дворцы, финансировал завод знаменитого шампанского «Дуайен», создавал ему бешеную рекламу. Вот и фильм этот
…Мой шофер после катастрофы ушел от меня. Он купил виллу за 50 тысяч франков… Это была очень, очень большая сумма… Я не могу об этом ни думать, ни говорить…
Дункан сидела бледная, с остановившимися влажными глазами. Две крупные слезы натекли и ровно скатились по мертвенным шекам Айседоры.
— Если бы вы знали то, что я знаю, то мало смеялись бы и много плакали… — сказала она и тихо прибавила: — Эти слова приписывают, кажется, Магомету…
Мне вспомнились другие слова, написанные Герценом: «Я хотел бы забросать цветами один женский образ, чтобы на нем не видно было слез…»
И вот теперь Айседора снова была в Париже, где ей предстояло получить еще один тяжелый удар — мою телеграмму о самоубийстве Есенина.
15. Опять «Англетер». Кому написано «Письмо к женщине»? Последние встречи с Есениным. Катастрофа. Есенин и «есенинщина». Встреча с Маяковским. Смерть Айседоры Дункан. Как была написана эта книга
С тех пор как произошел разрыв, я долго не видел Есенина. Мне рассказывали, что видели его в Колонном зале: Есенин простоял долгие часы около гроба Ленина… В апреле он уехал в Ленинград. В это время там была Дункан. Приехал и Камерный театр. Однажды А. Я. Таиров пригласил нас на обед. На обед поехала одна Айседора.
Таиров позвонил писателю Н. Никитину и, приглашая, сказал, что будет Дункан.
Есенин, сидевший у Никитина, слышал этот разговор. К Таирову они приехали вместе.
Есенин, сделав общий поклон, пристроился где-то в конце стола среди артисток Камерного театра. Не дождавшись конца обеда, он исчез.
Никитин пишет в своих воспоминаниях:… «Неужели он приезжал лишь за тем, чтобы хоть полчаса подышать одним воздухом с Айседорой?
Может быть, нам кое-что подскажет отрывок из его лирики тех лет:
Чужие губы разнесли Твое тепло и трепет тела, Как будто дождик моросит С души, немного омертвелой. Ну, что ж! Я не боюсь его, Иная радость мне открылась. ………………………………….. Так мало пройдено дорог, Так много сделано ошибок.Быть может, и этот роман был одной из его ошибок. Быть может, он приезжал в «Англетер», чтобы еще pas проверить себя, что кроется под этой иной радостью… Во всяком случае, я верю в то, что эта глава из жизни Есенина совсем не так случайна и мелка, как многие об этом думали и еще думают…»
Айседора вернулась с обеда задумчивая и молчаливая. Сказала только, что был Есенин, но быстро ушел.
Через несколько дней мы с Ирмой Дункан уехали в Москву, а Айседора — на гастроли в Белоруссию.
В июне праздновалось 125-летие со дня рождения Пушкина. На торжественном митинге у памятника Пушкину венок к подножию, возложил от имени советских писателей поэт Сергей Есенин.
Я стоял довольно далеко, но мне было видно, как Есенин поднялся на ступеньки с цветами и начал громко читать свое новое стихотворение «Пушкину»: