Моя жизнь
Шрифт:
несколько лет, но свадьбу все откладывали до более подходящего момента. У
меня создалось впечатление, что Полак хотел скопить немного денег, прежде
чем обзавестись семьей. Он гораздо лучше меня знал Раскина, но европейское
окружение мешало ему немедленно претворить в жизнь учение Раскина. Я стал
убеждать Полака: "Когда есть обоюдное сердечное влечение, как в вашем
случае, не следует откладывать свадьбу из-за одних лишь финансовых
соображений. Если
женились бы. А кроме того, вы теперь живете у меня и потому можете не думать
о домашних расходах. По-моему, вы должны жениться как можно скорее".
Как я уже говорил, мне никогда ни в чем не приходилось убеждать Полака
дважды. Он признал мои доводы правильными и немедленно вступил в переписку
об этом с будущей м-с Полак, жившей тогда в Англии. Она с радостью приняла
это предложение и через несколько месяцев приехала в Иоганнесбург. Ни о
каких расходах на свадьбу не могло быть и речи, не сочли даже нужным
заказать специальное платье. Для освящения их брачного союза не было
необходимости в религиозном обряде. М-с Полак по рождению была христианкой, а Полак еврей. Их общей религией была религия нравственная.
Упомяну мимоходом о забавном случае, происшедшем в связи с их женитьбой.
Человек, регистрировавший браки в Трансваале между европейцами, не имел
права регистрировать браки черных и вообще цветных. На свадьбе, о которой
идет речь, я выступил в качестве свидетеля. Дело не в том, что не нашлось
знакомых среди европейцев для выполнения этой обязанности, просто Полак даже
не думал об этом. Итак, втроем мы отправились к регистратору. Разве он мог
быть уверен в том, что люди, вступающие в брак, при котором в качестве
свидетеля фигурирую я, действительно белые? И он предложил отложить
регистрацию, чтобы навести нужные справки. Следующим днем было воскресенье.
Понедельник тоже был неприсутственный день - день нового года. Отодвигать по
столь несущественному поводу заранее назначенный день свадьбы казалось
несуразным. Будучи знаком с мировым судьей, который вместе с тем был
начальником регистрационного ведомства, я предстал перед ним вместе с
молодой четой. Рассмеявшись, он дал мне записку к регистратору, и брак был
должным образом зарегистрирован.
До той поры европейцы, селившиеся в моем доме, были более или менее мне
знакомы. Теперь же в нашу семью вступила английская женщина, совершенно нам
чужая. Не могу припомнить, чтобы у нас возникали разногласия с молодой
четой, и, если между м-с Полак и моей женой и бывали недоразумения, в них
ничего не было такого, чего
однородных семьях. А ведь моя семья была самой разнородной: в нее свободно
допускались самые разные люди с различными характерами. Стоит задуматься над
этим, чтобы убедиться, что различие между разнородными и однородными семьями
мнимое. Все мы - члены одной семьи.
В этой главе я упомяну и о свадьбе Уэста. В ту пору моей жизни мысли о
брахмачарии у меня еще не вполне созрели, и я увлекался идеей поженить всех
своих холостых друзей. Поэтому, когда Уэст поехал в Лоу повидаться с
родителями, я посоветовал ему вернуться женатым. Нашим общим домом был
Феникс, и поскольку мы считали, что все станем фермерами, нас не пугали
браки и их естественные последствия. Уэст возвратился с женой, прекрасной
молодой женщиной из Лейстера. Она происходила из семьи рабочего одной из
лейстерских обувных фабрик. М-с Уэст и сама имела некоторый опыт работы на
этой фабрике. Я назвал ее прекрасной по той причине, что меня сразу же
привлекла ее нравственная красота. Истинная красота заключается все-таки в
чистоте сердца. С м-ром Уэстом приехала и теща. Старушка еще и теперь жива.
Она всех нас пристыдила своим трудолюбием, душевной энергией и веселым
нравом.
Убеждая жениться своих друзей-европейцев, я всячески уговаривал и
индийских друзей послать за своими семьями. В результате Феникс превратился
в маленькую деревню; в нем проживало около полдюжины семейств, постепенно
увеличивавшихся.
XXIII. КАРТИНКА ИЗ ДОМАШНЕЙ ЖИЗНИ
Мы видели, что уже в Дурбане наметилась тенденция к упрощению жизни, хотя
расходы на ведение домашнего хозяйства были все еще велики. Дом в
Иоганнесбурге, однако, подвергся серьезной перестройке в свете учения
Раскина.
Я упростил все настолько, насколько это было возможно в доме адвоката.
Нельзя было обойтись без какой-то мебели. Перемены носили больше внутренний, чем внешний характер. Увеличилось желание всю физическую работу выполнять
самому. Я стал приучать к этому детей.
Вместо того, чтобы покупать хлеб у булочника, мы начали выпекать дома
пресный хлеб из непросеянной муки по рецепту Куне. Мука простого фабричного
помола для этого не годилась, и мы решили, что здоровее, экономнее и проще
выпекать хлеб из муки ручного помола. За семь фунтов стерлингов я приобрел
ручную мельницу. Чугунное колесо было слишком тяжелым для одного человека, но вдвоем управиться с ним было нетрудно. Обычно эту работу выполнял я