Моя жизнь
Шрифт:
обсуждения принимали предложенные им решения. Описывая умственные и душевные
качества своего учителя, Гокхале испытывал бесконечное наслаждение.
Гокхале ездил в те времена в экипаже. Я не понимал, какая была в этом
необходимость, и однажды упрекнул его:
– Неужели вы не можете ездить трамваем? Или это унижает достоинство
лидера?
Его, видимо, несколько огорчило мое замечание, и он сказал:
– Значит, и вы не поняли меня! Я не трачу
удобства. Я завидую вашей свободе, благодаря которой вы можете ездить в
трамвае, но, к сожалению, я не могу поступать так же. Если бы вы были
жертвой такой широкой популярности, как я, то вам было бы также трудно и
даже невозможно ездить в трамвае. Не следует думать, что лидеры все делают
для личного удобства. Мне нравится простота вашего образа жизни, и я
стараюсь жить как можно проще, но некоторые расходы неизбежны для такого
человека, как я.
Таким образом, одно из моих сомнений было легко разрешено, но осталась еще
одна претензия.
– Но вы никогда не выходите даже погулять, - сказал я.
– Не удивительно, что вы всегда нездоровы. Неужели служение обществу не оставляет времени для
физических упражнений?
– А вы видели когда-нибудь, чтобы у меня оставалось свободное время для
прогулки?
– ответил он.
Я настолько уважал Гокхале, что никогда не возражал ему. Промолчал я и на
этот раз, хотя его ответ не удовлетворил меня. Я считал тогда, да и теперь
считаю, что независимо от того, сколько работы у человека, он должен найти
время для физических упражнений, как он находит его для еды. Полагаю, что
физические упражнения не только не уменьшают работоспособности, но, наоборот, увеличивают ее.
XVIII. МЕСЯЦ С ГОКХАЛЕ - II
Живя под одной крышей с Гокхале, я отнюдь не сидел все время дома.
Своим друзьям-христианам из Южной Африки я обещал повидаться с
индийцами-христианами в Индии и познакомиться с условиями их жизни. Я слышал
о бабу Каличаране Банерджи и был о нем высокого мнения. Он принимал
деятельное участие в работе Конгресса, и я не испытывал по отношению к нему
того предубеждения, которое внушили мне рядовые индийцы-христиане, стоявшие
в стороне от работы Конгресса и чуждавшиеся как индусов, так и мусульман.
Когда я сообщил Гокхале о своем желании увидеться с Банерджи, он спросил:
– Зачем это вам? Он очень хороший человек, но, боюсь, не удовлетворит вас.
Я очень хорошо его знаю. Но если уж вы так хотите, то можете с ним
повидаться.
Я просил Банерджи принять меня, и он с готовностью согласился. Когда я
пришел,
была совсем простой. На Конгрессе Банерджи был в пиджаке и брюках, а теперь, к своему удовольствию, я увидел его в бенгальском дхоти и рубашке. Мне
понравилась простота его одежды, хотя сам я тогда носил сюртук и брюки
парсов. Без всяких предисловий я заговорил с ним о своих сомнениях. Он
спросил:
– Верите ли вы в учение о первородном грехе?
– Да, верю, - ответил я.
– Ну так вот, индуизм не обещает искупления этого греха, а христианство
обещает.
– И добавил: Возмездие за грех - смерть, и библия говорит, что
единственный путь искупления - довериться Христу.
Я ссылался на Бхакти-марга (Путь почитания) из "Бхагаватгиты", но это было
бесполезно. Я поблагодарил его за любезность. Беседа с ним не удовлетворила
меня, но все же я извлек из нее некоторую пользу.
Я исходил (большей частью я передвигался пешком) Калькутту вдоль и
поперек. Я встретился с судьей Миттером и сэром Гурудас Банерджи, чья помощь
мне была нужна для моей работы в Южной Африке. Примерно в это же время я
познакомился с раджой сэром Пьяримоханом Мукерджи.
Каличаран Банерджи рассказывал мне о храме Кали, который я очень хотел
посетить, в особенности после того, как прочитал о нем в книгах. В один
прекрасный день я отправился туда. В этом же районе жил и судья Миттер, поэтому я посетил храм в тот же день, когда заходил к Миттеру. По дороге я
увидел большое стадо овец, которых гнали в храм Кали, чтобы принести в
жертву. Вдоль дороги, ведущей к храму, выстроились ряды нищих. Среди них
были нищие монахи, но я уже тогда был решительным противником того, чтобы
подавать милостыню здоровым людям. Целая толпа их шла за мной. Нищий, сидевший на веранде, остановил меня вопросом:
– Куда ты направляешься, сын мой?
Я ответил. Он попросил меня и моего спутника присесть, что мы и сделали. Я
спросил его:
– Считаете ли вы подобное жертвоприношение религией?
– Кто может считать религией убийство животных?
– Тогда почему же вы не проповедуете против этого?
– Это не мое дело. Наше дело молиться богу.
– Но разве нет другого места, где бы вы могли молиться?
– Все места одинаково хороши для нас. Люди подобны стаду овец, они идут
туда, куда их ведут вожди. Это не наше дело. Мы садху.
Мы не стали продолжать спора и пошли к храму. Навстречу нам текли потоки