Моя жизнь
Шрифт:
крови. Я не мог вынести этого зрелища. Я был возмущен и взволнован. Никогда
не забуду той картины.
В этот самый вечер я был приглашен на обед к бенгальским друзьям. С одним
из них я заговорил об этой жестокой форме богослужения. Но он ответил:
– Овцы ничего не чувствуют. Шум и барабанный бой заглушают ощущение боли.
Я не мог стерпеть и возразил, что если бы овцы обладали даром речи, то, наверное, сказали бы другое. Я чувствовал, что необходимо положить
этому жестокому обычаю. Я вспомнил историю Будды, но понял, что подобная
задача мне не по силам.
Я и теперь придерживаюсь этих убеждений. Для меня жизнь ягненка не менее
драгоценна, чем жизнь человеческого существа. И я не согласился бы отнять
жизнь у ягненка ради человеческого тела. Я считаю, что чем беспомощней
существо, тем больше у него прав рассчитывать на защиту со стороны человека
от человеческой жестокости. Но тот, кто не подготовил себя к такому
служению, не способен его защитить. Я должен пройти через большее
самоочищение и жертву, прежде чем смогу надеяться спасти ягнят от
нечестивого жертвоприношения. Я готовлюсь умереть, заботясь о самоочищении и
жертве, и неустанно молюсь, чтобы на земле родился сильный духом человек -
мужчина или женщина, - исполненный божественного милосердия, который
освободил бы нас от этого омерзительного греха, спас жизнь невинных существ
и очистил храм. Непонятно, как Бенгалия с присущими ее населению знаниями, умом, жертвенностью и эмоциональностью терпит подобную резню.
XIX. МЕСЯЦ С ГОКХАЛЕ - III
Зрелище ужасного жертвоприношения в храме Кали, совершенного во имя
религии, еще более усилило мое желание познакомиться с жизнью Бенгалии. Я
много читал и слышал о "Брахмо самадже". Я знал кое-что о жизни Пратапа
Чандра Мазумдара и присутствовал на нескольких митингах, где он выступал. О
его жизни я узнал из книги Кешаба Чандра Сена, которую прочел с большим
интересом. Эта книга помогла мне понять разницу между "Сабхаран Брахмо
самадж" и "Ади Брахмо самадж". Я встретился с пандитом Шиванатом Шастри и в
сопровождении проф. Катавате отправился повидать махараджу Дебендранатха
Тагора, но нам это не удалось, так как к нему тогда никого не пускали. Все
же нас пригласили на праздник "Брахмо самадж" в его доме, и там я услышал
прекрасную бенгальскую музыку, которую с тех пор очень люблю.
Мы вдоволь насмотрелись на "Брахмо самадж", но для полного удовлетворения
необходимо было увидеть Свами Вивекананда. Испытывая большой душевный
подъем, я направился в Белур Матх, причем большую часть пути, если не весь
путь, шел пешком.
разочарован и опечален, когда узнал, что Свами лежит больной в своем доме в
Калькутте и его нельзя повидать.
Тогда я разузнал о местопребывании сестры Ниведиты и встретился с ней во
дворце Чоуринги. Меня поразило окружавшее ее великолепие, но общей темы для
разговора у нас не нашлось. Я рассказал об этом Гокхале, а он нисколько не
удивился, что в беседе между мной и этой мятущейся женщиной не нашлось точек
соприкосновения.
В другой раз я встретился с нею в доме м-ра Пестонджи Падшаха. Я вошел как
раз в тот момент, когда она разговаривала с его старушкой-матерью, и мне
пришлось выступить в роли переводчика. Несмотря на то, что мне не удалось
найти общего языка с Ниведитой, я должен отметить, что меня восхитило ее
безграничное преклонение перед индуизмом. С ее книгами я познакомился
впоследствии.
Свое время я делил между визитами к людям, занимавшим видное положение в
Калькутте и имевшим отношение к моей деятельности в Южной Африке, и
изучением религиозных и общественных учреждений Калькутты. Однажды я
выступил на митинге, на котором председательствовал д-р Муллик, с рассказом
о работе индийского санитарного отряда во время войны с бурами. Мое
знакомство с редакцией "Инглишмен" и на этот раз сослужило мне полезную
службу. М-р Сондерс был тогда болен, но тем не менее сумел помочь мне не
меньше, чем в 1896 году. Гокхале понравилась моя речь, и он был очень
доволен, когда д-р Рай похвалил ее.
Таким образом, мое пребывание в доме Гокхале значительно облегчило мою
работу в Калькутте, дало возможность установить контакты с самыми известными
бенгальскими семьями и положило начало моей тесной связи с Бенгалией.
Мне придется опустить многое из воспоминаний об этом незабываемом месяце.
Я только упомяну о кратковременной поездке в Бирму и о тамошних фунги. Меня
поразила их апатия. Я осмотрел золотую пагоду. Мне не понравилось, что в
храме горят бесчисленные маленькие свечи, а крысы, бегавшие около святыни, навеяли мысли о переживаниях Свами Даянанда в Морви. Свободные и энергичные
женщины Бирмы мне понравились, а бездеятельные мужчины произвели тягостное
впечатление. За время своего краткого пребывания я успел убедиться, что
подобно тому, как Бомбей - не Индия, так и Рангун - не Бирма, и что
совершенно так же, как мы в Индии стали посредниками между английскими