Мозаика. Невыдуманные истории о времени и о себе
Шрифт:
Кроме ружья, отец привез аккордеон, небольшой мешочек с сахаром, набор вилок, некоторые из которых служат нам и сегодня, что-то еще из мелочей и пистолет «Вальтер», которым мне очень нравилось играть: втайне от взрослых я его вытаскивал из отцовского тайника, перезаряжал обойму, смазывал. Однажды мама застала меня за этим занятием, устроила нам с отцом выволочку, и пистолет исчез, как я его потом ни искал. Много лет спустя я поинтересовался у отца, куда делся «Вальтер»? Мне было сказано, что по требованию мамы пистолет был утоплен в уборной.
А трофейная двустволка «Зауэр» постоянно находилась при отце в машине, но пользовался ею он лишь от случая к случаю. Раз-другой в году он позволял себе в сезон охоты на перепела
Но однажды отец устроил охоту на капитальной основе: когда открылся сезон на уток, он организовал коллективный выезд на озеро Плаксейка, что находится вблизи города Буденовска, где река Кума теряется в плавнях Прикаспийской низменности, не доходя до Каспийского моря. С ним в его «ЗИМ» уселось все районное начальство: секретарь райкома, председатель райисполкома и начальник производственного управления сельского хозяйства. Приехали затемно, нашли тихий уголок, наскоро позавтракали, спустили на воду лодку (была у них на прицепе большая алюминиевая лодка), погрузились и поплыли «навстречу занимавшейся заре». Отплыли уже довольно далеко от берега, как неожиданно от неловкого движения кого-то из пассажиров лодка перевернулась, и все охотники очутились в воде. Никто из них плавать толком не умел, а глубина озера приличная – до 5 метров. Спасло то, что совершая «оверкиль», лодка черпанула воздух и осталась на плаву. Кое-как горе-охотники зацепились за выступающие части лодки и стали потихоньку выгребать руками - вокруг не было никого, чтобы помочь, а водитель Миша, проводив «добытчиков», сразу же поднял стекла в машине, чтобы комары не досаждали, и завалился спать, набираться сил на обратную дорогу. Докричаться до него было невозможно.
С большим трудом бедолаги добрались до прибрежного камыша, дальше пошло полегче, и через некоторое время они были на берегу. Отогрелись, попытались достать ружья, соорудив крючья из подручных материалов, найденных в ближайшем хуторе, но бесполезно: глубокая вода и многолетний донный ил навеки укрыли их вещи. Поохотились, называется….
Мама потом долго со смехом рассказывала, как отец появился поздно вечером без верхней одежды и без сапог (пришлось снимать с себя для облегчения), без ружья, но радостный: не утонули!
А специалисты колхоза вскоре подарили отцу новое ружье в день его рождения, довольно приличное, тульского завода, штучное, но – 16-го калибра (а отец признавал не меньше 12-го). Ружье это, как и прежнее, постоянно находилось в машине, но я не припомню, чтобы отец из него что-либо подстрелил.
А подстрелить из него живность, как ни странно, довелось мне, причем – единственный раз. Через несколько лет после смерти отца ружье мне вернул Миша, его колхозный водитель. Я привез ружье в Воронеж, и несколько лет оно валялось без дела на антресолях. Однажды в конце августа мы со своими воронежскими приятелями Бурцевыми собрались ехать в гости к моему хорошему знакомому, Владимиру Ефимовичу Шевченко, директору Таловского института имени Докучаева, где в недавние времена был разработан "Великий Сталинский план преобразования природы". (Позднее и до ухода на пенсию ВЕ возглавлял Воронежский сельскохозяйственный институт).
Достопримечательностью института, находящегося в засушливых степях на границе с Саратовской областью, были вековые лесополосы, которые были посажены еще Докучаевым и впоследствии стали самым настоящим лесным массивом.
Другой достопримечательностью здешних мест было охраняемое государством целинное поле, никогда не трогавшееся земледельцами и заселенное лишь байбаками – забавными степными сурками. Кубический метр земли с этого поля в начале XX-го века был вывезен в Париж и помещен в Международной палате мер и весов в качестве эталона российского чернозема.
Но целью нашего путешествия в Таловую был большой пруд, полный рыбы и раков.
Пока
Бывая на природе, я обычно встаю с восходом солнца. Так было и в этот раз: проснулся от необычной тишины, восток розовеет, рыбка изредка всплескивает – красота. Тихо вылезаю из палатки и вижу, что почти рядом, метрах в двадцати, плавает крупный селезень. Полюбовался им немного, затем взял ружье, оставленное Юрой прошлым вечером беспризорным, прицелился и выстрелил. Попал, но лишь подранил. Селезень пытался удрать в камыши, и мне пришлось доставать его с помощью лодки.
Вернулся на берег. Поразило, что от выстрела никто не проснулся. Вскипятил чайник, сижу - наслаждаюсь чаем и природой. Рядом мой первый охотничий трофей испускает свой последний дух (дробь попала ему в крыло, в шею и в ногу), изредка моргает.
Вдруг мне стало стыдно за себя. Мне показалось, что селезень смотрит на меня и рассуждает так: «Ну, был бы ты голодный – тогда было бы понятно. А просто так загубить такую красоту… Для чего?» И так далее в том же духе.
Наконец проснулись мои спутники, долго не могли поверить, что это я подстрелил селезня. Потом оказалось, что никто не умеет его готовить, и нам пришлось красавца-селезня отправить на корм ракам.
По возвращении домой я ружье почистил, смазал и уже много лет оно лежит без применения: я дал себе слово не стрелять из него без острой необходимости, тем более - ни в какое зверье.
Глава 16. Я - старшеклассник
Менялась сельская жизнь, но практически не менялся выбранный отцом режим работы: от зари до зари, без выходных и праздничных дней, без отпуска по пять-семь лет.
Поскольку на мизерные трудодни председателя прожить было трудно (сегодня это звучит неправдоподобно), мама вернулась на работу в «Сортсемовощ», и у неё тоже начались «горячие деньки»: в стране полным ходом шла реализация грандиозного проекта - уже упоминавшегося «Великого Сталинского плана преобразования природы», который заключался в создании огромной сети лесных насаждений, так называемых «лесополос», в безлесных частях страны. Начались у нее непрерывные командировки, связанные с заготовкой семян, их хранением, распределением и т.д.
Я был опять предоставлен самому себе (бабушку можно было во внимание не брать). В школе, само собой, все пошло не так, как надо, появились тройки, потом, как и следовало ожидать, «параши». В редкие минуты встреч отец особо не утруждал себя воспитательными мероприятиями («шалопай!», «анархист!», иногда подзатыльник – и всё).
Но однажды, видимо, я его, как выражается в таких случаях сегодня мой старший внук Михаил, «крепко достал». Я принес домой очередную двойку, и отец твердо пообещал в случае «рецидива» выпороть меня своим толстым армейским ремнем, на котором он ежедневно наводил бритву. На следующий день я эту двойку и заработал. Что делать? Домой идти боюсь. Родственников в городе других нет, друзей подходящих – тоже. Погулял по улицам и пошел на вокзал.
Денег, конечно, нет, кушать хочется уже сильно. Посмотрел расписание: ближайший пассажирский на Ростов в двенадцатом часу ночи. Решил добираться до Тимашевки, а там – будь что будет. Стою на перроне, облокотившись на подоконник, придумываю жалостливую «легенду» для проводницы, чтобы пропустила в вагон. Скоро уже поезд, пошел мелкий снежок, на душе…
Вдруг кто-то трогает за плечо.
Стоит отец и спокойно говорит: «Пошли домой».
Пошли. Идем молча. На душе радостно – неожиданно нашелся выход из положения! Пусть уж лучше выпорет!