Мозаика. Невыдуманные истории о времени и о себе
Шрифт:
И все у него получалось красиво, добротно, что называется – на века. В этом я смог лишний раз убедиться, когда мы заехали в горы: не буду даже пытаться передать красоту и величие здешних мест – это что-то неописуемое. Но под стать им были и постройки: главный и административный корпуса, столовая, баня, любые мелкие строения были выполнены очень просто и с большим художественным вкусом.
Незадолго до этого я прочел книжку Всеволода Овчинникова «Ветка сакуры», где он, говоря об эстетике у японцев, подчеркивает их постоянное стремление к простоте форм предметов быта и к целесообразности в мелочах и деталях. Нечто подобное можно было повторить
Посетить незамеченными эти места нам не удалось – приехал секретарь райкома с двумя помощниками, которые немедленно вытащили из багажника «Волги» черного барана (местные гурманы-эстеты считают их наиболее вкусными, так как летом в жару они меньше потеют), молча и уверенными движениями освежевали его и принялись без суеты готовить традиционный шашлык, а также, как они выразились, «сурприс».
Шашлык был, как и ожидалось, отменный (ну кто из нас не кушал шашлык?), а вот «сурприс» я встретил впервые, хотя раньше доводилось слышать о нем. На блюде лежала сваренная целиком баранья голова – с зубами, с глазами, с высунутым языком и даже с остатками шерсти, которую «кулинары», очевидно, не сочли необходимым удалять со всей тщательностью.
Мне уже было известно, что вареная баранья голова, национальное осетинское блюдо, подается в торжественных случаях и сопровождается определенным церемониалом, демонстрирующим уважительное отношение тамады к почетному гостю. Роль тамады, естественно, исполнял секретарь райкома (партия – наш рулевой), а центром его внимания вначале был ЮА, но тот незамедлительно «перевел стрелку» на меня, и мне довелось по полной программе вкусить все "прелести" положения почетного гостя за осетинским столом.
Мне первому дали кусок языка, губу, ухо и затем - глаз, считающийся высшим лакомством. Все это сопровождалось длинными нравоучительными тостами (вот где была бездна материала, полезного для Шурика из «Кавказской пленницы»!), и запивалось неимоверным количеством водки под контролем тамады. ЮА только посмеивался.
Так случилось, что с детства я могу есть все, что угодно, лишь бы было съедобно (помните? – «лишь бы можно было разжевать»). Поэтому я, не отказываясь и не протестуя, съел все экзотические части бараньей головы. Не могу рекомендовать их как изысканный деликатес, но что-то в этом блюде все-таки было притягивающее (может простота?).
Съели мы голову, съели шашлык, попрощались с секретарем, дополнительно «перегрузили» организмы сауной, поспали немного и на следующее утро пустились в обратный путь.
Сделав небольшой крюк, заехали в Георгиевск на кладбище к могилам моих родителей, затем в поселок Новый.
Колхоза в прежнем виде нет и в помине, он распался на ряд хозяйств. В бывшем правлении размещается крупнейшее из оставшихся хозяйств – зерноводческое, руководит им сравнительно молодой человек Иван Васильевич Котов, которого, к нашему огорчению, на рабочем месте не оказалось.
Дежурившая секретарь, увидев сожаление на наших лицах, проявила озабоченность (по виду солидные люди, прибыли на "Чайке", торопятся…) и вызвалась помочь. Она быстро связалась с Котовым по рации, сообщила о прибытии каких-то важных персон, и тот быстро появился (сам за рулем).
Познакомились. Котов рассказал о делах (в то
Я вспомнил про хлеб, мол, хорошо было бы… Котов достал из своего «бардачка» полбуханки обычного «магазинного» и разъяснил: «От "того" хлеба осталась только память – мастер давно уволился, пекарня еще работает, но хлеб ее теперь совсем не "тот", и берут его лишь те колхозники, которым лень сходить в городской магазин, а там хлеб, к сожалению, получше нашего».
Так безрадостно закончилась и эта страница колхозной жизни.
Поехали, остановились в лесополосе, «тренированные» водители Ю.А. разложили на капоте «Чайки» достаточно опрятную скатерть, быстро накрыли первоклассный для таких случаев стол (с хлебом ростовским). Выпили за хлеборобов, потом за «бывших». Тут-то и выяснилось, о чем недоговаривал Котов:
У меня в хозяйстве сегодня утром случилось большое несчастье: из-за халатности механика сгорел дотла комбайн «Дон», моя главная надежда на своевременную уборку урожая. Сейчас не знаю, что и делать.
Посочувствовали, заочно пожурили растяпу-механика, потом самого Котова за неправильный подбор кадров. Ю.А. махнул рукой и говорит:
– Ладно, давай чистую бумагу!
– Откуда же я возьму?
Нашли какой-то огрызок не слишком чистой бумаги, и Ю.А. на нем написал своему заместителю: «Отпустите из наличия один комбайн «Дон-1500» без предварительной оплаты. Срочно. (Разрешаю выставочный образец.)». Спросив только: «Есть ли деньги? С оплатой не обманешь?», Ю.А. подписал письмо и напутствовал Котова:
– Организуй, чтобы завтра утром расторопный мужичок был в Ростове. Пусть обратится к …
И мы поехали завершать работу на Кубань, а окрыленный Котов полетел к себе в контору реализовывать неожиданно свалившееся на его голову счастье.
Когда через некоторое время мы вернулись в Ростов, Пескову доложили, что мужичок на следующий день утром прибыл, и к обеду комбайн был отгружен. На недоуменные взгляды заместителя по поводу необычности оформления отпуска продукции завода Ю.А. пояснил: «Ну, понимаешь, очень мне понравился парень – честный, трудолюбивый. Ну как же ему можно было не помочь!».
А парень этот, как мне впоследствии рассказали, через пару лет попал в автомобильную аварию и погиб. И теперь у меня в Георгиевске нет ни единой души, на которую можно было бы положиться в присмотре за родительской могилой.
Глава 15. Отец и охота
У отца была одна тайная страсть - охота. Тайная потому, что у него совсем не было времени ею заниматься. С фронта он привез первоклассную германскую двустволку 12-го калибра производства фирмы «Зауэр». Как я сейчас понимаю, никакого контроля за багажом демобилизованных не было, и провезти можно было все, что угодно.