Моздокская крепость

Попов Олег

Вот в такой, довольно сложной (а когда она была на Кавказе простой?), общественно-политической обстановке и разворачивались события, о которых пойдёт речь дальше. В основе нашего повествования лежат реальные исторические факты, случившиеся на юге Российской империи за весьма короткий промежуток времени – с весны 1763-го по лето 1774 года.

В этом рассказе есть, конечно, и доля авторской фантазии… Надеемся, она позволит читателю более ярко и объёмно представить себе далёкий, неоднозначный и противоречивый век… И его героев, давно канувших в лету.

Многие

тысячи людей оставивили в истории Российской империи свои следы. Иногда – заметные и впечатляющие нас, потомков, до сих пор…

Однако автор должен предупредить, что все совпадения имён и фамилий героев романа с современными людьми, любое проецирование описанных событий на ныне здравствующих персон – безосновательны. Итак, начнём наш рассказ…

Глава первая. Квартирьеры

Начало мая, 1763 года. Левый берег Терека, урочище Мез-догу.

– Ваше превосходительство! – дверь слабо скрипнула, и в небольшую комнату с невысоким потолком и с земляным утрамбованным полом, из тесных прохладных сеней, заглянул денщик в зелёном солдатском мундире с начищенными до блеска пуговицами. – Отец Феофан просит аудиенции… Запускать?

– Конечно пусти, дурень, – генерал-майор Алексей Алексеевич Ступишин оторвал взгляд от план-карты будущей крепости и потёр пальцами переносицу. Энергично поморгал уставшими от напряжения, покрасневшими глазами…

Детальный чертёж закладываемой на Тереке новой русской цитадели генерал-майору, по его распоряжению, оперативно подготовил, всего за несколько дней, инженер-капитан Спиридон Дудин. Прибывший в эту глухомань вместе с Алексеем Алексеевичем… В сопровождении малого вооружённого отряда, состоящего из полсотни солдат с казаками.

Военный строитель, офицер и дворянин Спиридон Дудин начертал подробную карту уже на точно указанном генерал-майором месте, с конкретной привязкой плана к особенностям природного рельефа. Большой лист сероватой плотной бумаги, щедро испещрённый по полям специальными пометками и знаками, был развёрнут на широком столе. И аккуратно прижат по углам разными подручными предметами.

А поверх этого чертежа, в рабочем беспорядке, лежали блестящий металлический циркуль, деревянный угольник, линейка, графитный карандаш… И небольшой кусочек плотного хлебного мякиша, скатанного в шарик. Им Алексей Алексеевич периодически подчищал свои огрехи в уточняющих карандашных замечаниях на карте, поверх уже нестираемых чёрных линий, нанесённых чернилами.

Сам план занимал почти всю столешницу. Над ним и корпел теперь генерал-майора с пышными, уже чуть тронутыми сединой бакенбардами, переходящими в густые, рыжеватые усы.

Этот массивный письменный стол и кресло с мягкими подлокотниками, Алексей Алексеевич привёз сюда, в урочище, на отдельной телеге, со всеми предосторожностями и заботой… Из самой канцелярии Кизлярской крепости!

Тяжёлый, с гнутыми резными ножками и бронзовыми накладками на

них, в виде узора из дубовых листьев, сей непременный атрибут высокопоставленного чиновника, напоминал хозяину о лучших временах в его карьере… А дорогое зелёное сукно столешницы, приятное к ладоням, тешило генеральское самолюбие даже здесь, на самом краю империи.

Алексей Алексеевич, вздохнув, поднялся из кресла и вышел на середину комнаты. Два маленьких стеклянных оконца в обмазанных глиной и побелённых извёсткой стенах простого, без всяких изысков, человеческого жилища, пропускали в помещение минимум света. Его едва хватало генерал-майору днём для комфортной работы за своим статусным письменным столом. Да и то – если погода за стенами этой хаты стояла безоблачная и солнечная… Похожая на нынешнее весеннее утро.

Кроме небольшой основной комнатки и тесных сеней при входе, это нехитрое жилище Алексея Алексеевича состояло ещё и из крохотного закутка за печкой. Здесь, на жёстком топчане, укрывшись тёплой епанчой, генерал-майор иногда отдыхал днём. И спал ночью.

Большую печь, как и стены, покрывал толстый слой глины, густо забеленной сверху свежегашеной известью… Не столько для красоты, сколько для защиты его превосходительства от разных кровососущих насекомых и паразитов.

А они, окаянные, с первым весенним теплом, уже начинали просыпаться. И радостно устремлялись из своих укромных мест, под прелой листвой с травами, и из раскисших притеречных болот, на манящий человеческий запах.

Солдаты сваяли и отделали этот дом для генерал-майора, ставший сразу же и штабом квартирьерам, всего за неделю… Из того природного строительного материала, что нашли на берегу Терека и в ближнем лесу.

В итоге получилось вполне себе добротное жилище для командира. Простое, даже неказистое… Но компактное и тёплое, для весны 1763 года. А внешне оно напоминало приземистую малороссийскую хату с камышовой крышей.

Неподалёку, на этом же холме вблизи Терека, находилась ещё одна скромная турлучная постройка, возведённая солдатскими руками. Была она похожего стиля… С выбеленными извёсткой стенами и двускатной крышей из плотных вязанок камыша.

Над ней, кроме курящейся дымной струйкой печной трубы, светлел на фоне голубого неба ещё и свежеотёсанный деревянный крест, приколоченный к коньку фронтона. Христианский символ был виден издалека… И обозначал действующую православную церковь.

Сооружение выглядело явно временным на этом холме… Но являлось первоочередным и обязательным для любого христианского поселения 18 века в Российской империи.

А вокруг и между двух этих близлежащих построек располагались утеплённые солдатские палатки и шалаши. Здесь разместились остальные офицеры и рядовые из числа квартирьеров.

Этот тесно заселённый людьми пятачок на холме, рядом с протекавшим внизу полноводным и стремительным Тереком, окружал неплотным кольцом ретраншемент. Так, у осваивавших дикие земли Кавказа колонистов в то время, называлось оборонительное полевое укрепление из составленных в круговую линию распряжённых повозок.