Мраморный меч
Шрифт:
– Какие вы скучные.
– Поговаривают, жемчуг вышел из моды, – как бы между прочим заметила Лотти, разглаживая подол юбки. Она невольно посмотрела на сестру, до подбородка укутанную в строгое платье, которое повсеместно носили полвека назад. Однако, несмотря на старомодность, Тере шли именно такие строгие наряды, которые подчеркивали ее стать, фигуру и делали ее неприкосновенной на вид.
Лотти по-настоящему любила и восхищалась сестрой, желая быть похожей на нее во всем. Любила безмерно, но не понимала и не принимала покладистости Теры, ее постоянного спокойствия и легкого равнодушия. Когда-то ей даже казалось, что у сестры отсутствовало собственное мнение, ведь та была послушной девочкой, которая безропотно
– Жемчуг никогда не выйдет из моды, милая моя, – поцокала языком Дина и промокнула белоснежной, хрустящей салфеткой губы. Алая помада отпечаталась на ткани, отчего Тера невольно скривилась. – Он любит ловить золото своим перламутровым боком.
Не стоит возносить в лик святых обычных людей, ведущих праздный образ жизни, дорогая Дина.
– Однако для ловли золота нужно солнце, а сейчас… – скучающим тоном проговорила Тера и посмотрела в окно. Еще утром небо было бледно голубым с редкими, сизыми облаками, а сейчас густые, ватные тучи, количество которых увеличивалось на глазах, наливаются чернотой. Картина за окном представляет собой кадр из немого кино: краски блеклые, высокие ели окрасились в темно-серые тона, а завывающий ветер переносил мелкие дождевые капли и стучал по окнам. – Сейчас за окном дождь собирается.
Дина вскинула тонкие бровки, непонимающе посмотрела в окно с массивными ставнями из красного дерева. Заметив серость за стеклом и черные тучи, она поджала криво накрашенные губы, с которых уже смазалась помада. Комната погрузилась в тишину, которую прерывал лишь свист ветра, трепет стекла и мигающий свет лампы под потолком, которую включила Марта. Неожиданно Дина цокнула языком и потянулась к небольшой сумочке из черной кожи, имеющей форму прямоугольника и большую золотую бляшку.
– Думаю, нам следует откланяться.
Дина достала круглое, небольшое зеркальце и аккуратно накрасила губы алой помадой. Перекрывая неровные очертания густым, красным цветом, который поблескивает в светел лампы, она придирчиво осматривала прическу, макияж и украшения.
Прошу, не оставляйте меня наедине с ними. Не уходите.
– Хорошо, я вас провожу, – через некоторое время ответила Тера и дрожащими руками погладила подол изумрудного платья. Отпускать подругу и младшую сестру не хотелось, как и не хотелось вновь быть один на один с Освальдом.
Тера встала, поправляя длинные рукава с белоснежными кружевами. Изумрудное. Тера ненавидела зеленые тона, предпочитая им алые или черные, однако Освальд настоял, как настоял и на легком платье с множеством переливающихся страз, которое оголяло круглые колени и острые локти. Как и раньше, она не принадлежала себе, лишь выполняла пожелания и следовала тенью сначала за матерью, а теперь за мужем. С одной стороны, ей удобно быть тенью, а с другой постоянно выполнять чужие поручения больше не хотелось.
Однако Освальд выйти из тени не позволит.
Тера прошла через открытую Мартой дверь и пошла по длинным коридорам. Цокот каблуков черных туфелек заглушал изумрудный ковер с низким ворсом и золотой вышивкой по краям. На невысоких стеллажах стояли хрупкие вазы с пышными цветами, на стенах наравне с подсвечниками висели картины, которые можно рассматривать часами. Порой Тера стояла напротив них и смотрела, изучала каждую трещинку и мазок, а потом, повинуясь зову слуг, шла к пришедшему из лаборатории супругу.
Они вышли и оказались в просторном
– Что-то случилось? – поинтересовалась Тера и вскинула бровь. Она посмотрела на Дину, стоявшую рядом с бюстом безымянного ученого, которого Освальд боготворил и пылинки сдувал, потом вновь на Лотти.
– Если хочешь, я могу остаться. У вас комнат много, матушка поймет и злиться точно не будет, – приглушенно проговорила Лотти и подошла ближе. От нее пахло чем-то приторно сладким, будто множество карамелек смешали с ирисами. Совершенно детский аромат, который подходил непосредственной Лотти как никогда лучше. И сейчас этот человек стоял напротив, готовый защитить, отразить удар, однако Тера уже давно смирилась и не хотела впутывать в дела своей семьи сестру.
– Не стоит, я справлюсь.
Нет. Не справлюсь. Прошу, не уезжай.
– Ты уверена? – скептически поинтересовалась Лотти и подошла почти вплотную. Она теплая, почти горячая и по-домашнему родная. Наверное, этого Тере и не хватало все это время, весь месяц, который прошел со дня свадьбы, не хватало заботы, тепла и запаха карамели с табаком, который курил отец.
Неожиданно за массивной дверью что-то загрохотало. Гремел гром, который Тера боялась всей душой, ведь, когда небо трещало, в голове всплывали детские, наивные воспоминания об огромном великане, который шел к их дому и сотрясал землю. Вновь грохот, прерывистое дыхание Дины, которая обеспокоенно посмотрела на входную дверь, вошедших в коридор молодых парней-слуг. Она выглядела обеспокоенной, резкими движениями поправляла идеально уложенные волосы.
Надвигался дождь.
– Вам пора идти, иначе попадете под дождь и промокните, – Тера взяла сестру за руки и улыбнулась, непривычно широко, так, что губы заныли. Они смотрели друг на друга некоторое время, одна пыталась увидеть в глазах сестры знак к действиям, в то время как вторая запоминала. Когда они встретятся в следующий раз? Через месяц, год, неделю?
Лотти недовольно выдохнула и отошла, смиряясь с решением сестры.
– Если что зови, я всегда приеду.
Шарлотта с Иудиной вышли из особняка, вставая под черный зонт, который держал водитель семьи Пикфорд. Их семьи. Тера стояла на крыльце, когда мелко заморосил дождь, делая подол темнее. Стояла, пока машина скрывалась за пышными кустами, пока мальчишка раскрывал над ее головой зонт, смотря при этом с едва скрываемым непониманием и недовольством. Вот и подошла ее сказка к концу. Вновь она осталась один на один с недружелюбным, холодным особняком и слугами, в которых боролось навязанное уважение, безразличие и недоумение.
– Госпожа, вам стоит зайти в особняк. Дождь усиливается, и вы можете простудиться, – обеспокоенно сказала Марта, стоя рядом с дверями. Тера медленно повернула голову, смотря на старую женщину, укрытую от ветра плотной шалью. Резко появилась усталость и холод, который белыми нитями прошивал ее мышцы и кости, скручивая их, пронзая тонкой иглой измученное тело.
Тера приподняла подол платья и уже собралась зайти обратно в дом, когда за общим шумом услышала какой-то странный звук. Словно писк или всхлип, который повторился через несколько секунд. Обеспокоенная, она осмотрелась в поиске источника и ничего не увидела, только пышные кусты алых роз, которыми Освальд вымаливал прощение за свое грубое поведение в их первую ночь. Это единственные алые розы в саду, потому что супруг любил белые цветы, белое пастельное белье, халаты, полотенца, которые идеально соответствовали по цвету со стерильно белым стенам в его кабинете.