Мразь
Шрифт:
– Вам помочь?
– Услышал я за спиной голос и обернулся.
– Александр?
– Доброе утро.
– Улыбнулся я Светлане.
– Какая приятная и неожиданная встреча.
– Вы думаете?
– Хитро прищурилась она, я засмеялся.
– Понимаю. Тем не менее это так. Я не планировал сюда заезжать и там более не рассчитывал встретить вас. Ехал домой и уже по дороге сообразил, что галлерея мне по пути, вот и решил завернуть, а то все говорят-говорят и, кажется, я последний кто здесь еще не был.
– Я снова открыто улыбнулся.
– Ну и как вам наше пристанище?
– Все еще хитро и недоверчиво глядя на меня спросила
– Честно?
– Желательно.
– Либо я ничего не понимаю, либо полный отстой и безвкусица.
– Категорично заявил я виновато потупясь. Она засмеялась.
– Да уж! Действительно откровенно!
– Вот например объясните мне, пожалуйста, - начал я с удовольствие наблюдая за раскрасневшейся от смеха девушкой, - почему Уаджет? Кто это придумал?
– Это я придумала.
– Созналась Светлана прекращая смеяться но по прежнему блестя озорными искорками в глазах. Я невольно залюбовался ею. Её простым, но утонченным лицом без грамма косметики. Нет - не красавица, просто очень мила. Волосы просто и незатейливо, словно второпях, собраны на затылке в хвост. Простая, не броская, но подобранная со вкусом одежда. Лишь неприлично большое, даже вызывающее количество каких-то браслетиков, фишечек и веревочек с узелками на запястье левой руки.
– И какое объяснение имеет имя древнего египетского бога в названии галлереи современного искусства? Если не секрет разумеется.
– Поинтересовался я больше с целью отвлечь себя от разглядывания молодой девушки, чем из интереса.
– Вообще никакого, - призналась она, - да никто особо и не докапывается, просто Юрий Петрович захотел что-то оригинальное, сложное, вот и придумали с длинным и красивым объяснением для него и простым для внутреннего пользования.
– И как вы привязали глаз Гора к современному искусству?
– Специально неудачно сдерживая улыбку поинтересовался я.
– Уаджет описывается не только как левый глаз Гора, но и как вполне самостоятельное божество - божество утреннего солнца.
– Вполне серьезно объяснила она.
– Понятно, - я кивнул, - утреннее солнце по аналогии с «Утренней звездой» Николаева, а божество это Петрович который осуществляет выкат молодого солнца вручную на общественное обозрение и ко всеобщей радости.
– Примерно так.
– Заулыбалась она.
– А версию для внутреннего пользования можно услышать?
– Спросил я хитро прищурясь.
– Не секрет.
– Она пожала своими худенькими плечиками.
– Просто амулет приносящий удачу.
– Всего лишь?
– Удивился я, Светлана кивнула забавно махнув хвостом волос.
– А вы знаете, что изображения Уаджета находили внутри мумий?
– Решил блеснуть знаниями я, аккуратно взял её за локоток и повел вглубь галлереи.
– Их наносили через отверстия сквозь которое вынимали внутренности. Считалось что этот обряд должен помочь при воскрешении. Так что, возможно, все не так просто и после забвения в советский период именно тут появятся новые Малевичи, Кандинские и Гончаровы с Ларионовыми.
– А вы интересный.
– Она остановилась и чуть отстранившись посмотрела мне в глаза совсем другим взглядом.
– Спасибо.
– Поклонился я в ответ.
– Проведете для меня индивидуальную экскурсию?
Пожалуй, - кивнула она после минутного высматривая чего-то в моих глазах и взяла меня под руку, - приобщу вас, так сказать, к культуре.
– Я резко
– Не паясничайте, - улыбнулась она, - вы не Тимман, а я не Шлагетер. Wenn ich Kultur h"ore entsichere ich meinen Browning.
– Увидя мой опешивший взгляд закончила она и засмеялась.
– Да уж, - протянул я глядя на хихикающую девушку, - не каждый день встречаешь человека цитирующего Ганса Йоста, тем более в России.
– И что в этом такого?
– Улыбаясь спросила она.
– У нас почему-то избегают литературы посвященной Гитлеру.
– При чем здесь Гитлер?
– Перестав улыбаться спросила она.
– «Шлагетер» про окупацию Рура.
– Правильно, - кивнул я, - но написал её Йост к дню рождения Гитлера и начинается пьеса посвящением: «Адольфу Гитлеру с любовью и непоколебимой верностью». А вообще фраза про культуру и пистолет не его.
– Я согнул руку в локте приглашая девушку снова взять меня под руку.
– Кому эти слова только не приписывали.
– Продолжила она дуэль эрудитов принимая мое приглашение и мы возобновили прогулку по выставке.
– Приписывали, - кивнул я, - но первый раз она встречается у Бальдура фон Шираха, главы «Гитлерюгенда».
– Так он еще и книжки писал?
– Пописывал, - подтверждаю я, - название книги в которой первый раз упоминается про культуру и пистолет не помню, но содержание такое, если интересно.
– Интересно.
– Быстро кивает Светлана.
– Это короткий рассказ, в нем Ширах просто описывает мальчика, сироту погибшего на войне солдата, он стоит у входа в театр и просит милостыню. К театру подъезжают экипажи, из них выходят веселые наряженные люди и проходят мимо его не замечая. На улице мороз, мальчик кутается в обноски, а мимо идут закутанные в меха мужчины и женщины. Спектакль заканчивается, толпа покидает театр и рассаживаясь по экипажам разъезжается, а у дверей театра лежит насмерть замерзший мальчик которого они даже не заметили. Заканчивается рассказ словами: «Когда я слышу «культура» - хватаюсь за пистолет». Вот так, - помолчав минуту заканчиваю я, - а «Шлагетер» Йост написал на 20 лет позже, в 1933 году.
– Не читала, - думая о чем-то своем тихо сказала она, - интересно, надо будет поискать текст.
– Да, к сожалению именно искать и, к еще большему сожалению, на русском найти точно не получится.
– Это меня не пугает, ich kann deutsch. Вот только непонятно, - продолжила она после небольшой паузы, - почему у нас остается за бортом немецкая литература хоть как-то связанная с нацистами? Почему её не переводят, не изучают, ведь, взять тот же Main Kampf Гитлера, что в нем такого? Да, евреев пропесочивает, но в магазинах полно современных книг антисемитизм из которых просто ручьем льется и ничего, печатают и продают, и никто истерик не закатывает.
– Возможно из-за того, что в литературе того периода не боялись называть вещи своими именами.
– Предположил я и с интересом посмотрел на собеседницу.
– Возможно.
– Пожала плечами Светлана и взяв меня под руку молча пошла вдоль стендов с картинами.
– Кстати, - прервал я затянувшееся молчание, - откуда у вас интерес к столь специфичной литературе?
– Да так, - она снова мило пожала плечиками, - у меня дед был писателем, во время войны оказался в Ленинграде, пережил блокаду и, уже после войны, написал рассказ «Голод».