Мучимые ересями

Вебер Дэвид Марк

Теперь оставшиеся в живых гвардейцы ждали. Все они были ветеранами, которые могли рассчитать шансы против них так же хорошо, как Хаскин или Сихемпер. Они знали, что произойдёт в конце концов, если нападающих снаружи будет достаточно, чтобы продолжить атаку, и их лица были мрачными, когда они думали о жизни молодой женщины за их спинами.

* * *

Императрица Шарлиен быстро подняла глаза, когда Эдвирд Сихемпер вошёл в скромно обставленную, тускло освещённую

спальню гостевого дома. Вода капала с кирасы и шлема её личного оруженосца, капли стучали по каменному полу, и она увидела в его глазах абсолютное отчаяние, сдерживаемое дисциплиной.

— Насколько всё плохо, Эдвирд? — тихо спросила она.

— Настолько, насколько только может быть, Ваше Величество. — Выражение его лица было мрачным. — Я практически уверен, что капитан Гейрат мёртв. — Шарлиен поморщился от боли, но не от удивления, и он решительно продолжил: — Сейчас командует лейтенант Хаскин, но у нас осталось двадцать пять человек, и мы не знаем, сколько противников нам противостоит и насколько сильный урон мы им нанесли. Очевидно, они знали, сколько нас было. Если они будут продолжать наступать, то только потому, что верят, что у них хватит сил победить.

Она кивнула, с напрягшимся от страха лицом, и он, потянувшись, взял её руку своими двумя.

— Я не знаю, сможем ли мы остановить их. — Его голос был резким, срывающимся от сильного личного беспокойства, так как он заставил себя признать то, чего боялся больше всего на свете. — Если мы не сможем…

Он замолчал, стиснув зубы, и она сжала его руку.

— Если ты не сможешь, — сказала она ему, — то только потому, что ни один смертный не смог бы. Я знаю это, Эдвирд. Я никогда в этом не сомневалась.

Его губы сжались ещё сильнее, и он глубоко вздохнул.

— Мы не знаем, чего они хотят, Ваше Величество… не знаем наверняка. О, мы знаем, что они хотят вас, но они вполне могут хотеть вас живой, а не мёртвой.

— Ты действительно так думаешь, Эдвирд? — мягко спросила она. — Или ты просто пытаешься меня успокоить?

— Я думаю, что это действительно возможно, — спокойно сказал он, позволяя ей увидеть правду в его глазах. — Даже вероятно. Они ещё не пытались поговорить с нами, так что нет никакого способа узнать, чего они хотят, но я могу придумать много вариантов, когда вы были бы более ценны для кого-либо, оставаясь живой.

— Ты имеешь в виду, как они могут использовать меня против Кайлеба, Черис или Чизхольма?

— Возможно, но даже если бы они могли, вы должны остаться в живых, Ваше Величество.

— За такую высокую цену? — Она покачала головой. — С того самого дня, как я взошла на трон, я знала, что королева — или императрица — такая же смертная, как и все остальные, Эдвирд. Я старалась жить как королева и как человек, которому не нужно будет бояться, когда придёт время встретиться лицом к лицу с Богом. И у королевы — или императрицы — есть последний долг перед своими подданными. Я не позволю использовать себя против всего, что я люблю, или против людей, за которых я несу ответственность.

— Ваше Величество… — начал

он с явной мольбой в голосе, но она снова покачала головой.

— Нет, Эдвирд. Как давно ты меня знаешь? Неужели ты действительно думаешь, что я захочу жить ценой того ущерба, который кто-то может причинить, используя меня, чтобы влиять на всех тех людей, которые доверяли нам с Кайлебом?

Он заглянул ей в глаза и увидел в них правду, решимость. И страх. Не было ни фатализма, ни стремления принять смерть, но не было и паники. Она хотела жить так же отчаянно, как и он, и всё же она имела в виду именно то, что только что сказала, и в этот момент, несмотря на его мучительную боль от того, что должно было произойти, он почувствовал больше гордости за неё, чем когда-либо прежде.

Он протянул руку и коснулся её щеки. Он не прикасался к ней так с тех пор, когда она, будучи ребёнком, плакала от боли после падения с лошади, вывихнув себе плечо, и она улыбнулась при воспоминании, несмотря на страх, когда прижалась щекой к его ладони.

— Ваше Величество… — он сделал паузу и откашлялся. — Шарлиен, если у меня не будет возможности рассказать вам об этом позже, то знайте, что для меня было величайшей честью служить вашим оруженосцем. И… ваш отец очень гордился бы вами.

Она ещё крепче сжала его другую руку, с глазами блестевшими от слёз, и он глубоко вздохнул.

— Идёт слишком сильный дождь, чтобы кто-нибудь смог стрелять из ружья или пистолета, Ваше Величество, — сказал он более оживлённо. — Это будут штыки и холодное оружие, но у нас есть ещё девять лишних ружей и целая пачка пистолетов. — Ему не нужно было объяснять, почему ружья оказались «лишними», и она кивнула с мрачным пониманием. — Они не могут стрелять снаружи, — продолжил он, подходя к единственному окну спальни и используя свой закованный в кольчугу локоть, чтобы выбить все дорогие стёкла из держащих их рам, — но изнутри они будут стрелять просто отлично.

Он высунулся наружу, чтобы закрыть ставни, вытащил кинжал и пробил в них бойницу, а затем повернулся к ней.

— Они не остановят ни пулю, ни арбалетный болт, Ваше Величество, но дадут вам хоть какое-то укрытие, а Дейшин Тейсо получил ранение в ногу. Он слишком нетвёрдо стоит на ногах, чтобы быть полезным снаружи, поэтому я посылаю его сюда, чтобы у вас был кто-то, кто будет перезаряжать оружие.

— Кто-то, кто будет перезаряжать оружие для меня, а не наоборот? — спросила она со слабым проблеском юмора, несмотря на свой страх, и он фыркнул.

— Ваше Величество, ваш дядя, возможно, не считает это подходящим хобби для королевы, но каждый человек в вашем подразделении знает, что вы стреляете лучше, чем почти любой из них. И, честно говоря, сейчас мне всё равно, что может подумать об этом ваш дядя.

— Эдвирд прав, Ваше Величество, — сказал отец Карлсин. — И сейчас мне жало, что я не научился стрелять из этих штук. К сожалению, я этого не сделал, но если Дейшин покажет мне, как это делать, я уверен, что смогу хотя бы научиться помогать ему заряжать их для вас.