Мудрецы Талмуда
Шрифт:
Медицинская практика и занятия астрономией, а в известной мере и астрологией, послужили причиной тесных контактов Шмуэля с нееврейскими учеными. Среди его ближайших знакомых был вавилонский мудрец по имени Аблат (возможно, это сокращение имени Убалит). Их дискуссии на темы философии, астрономии и другие, касающиеся жизни в Вавилонии, приводятся в ряде мест Талмуда [10] . Шмуэль посещал места, где собирались образованные люди его города, и охотно участвовал в обсуждении религиозных и философских вопросов — излюбленные темы их споров. В отличие от него Рав, также обладавший широким кругозором, никогда не появлялся в подобных местах. Контакты, завязанные Шмуэлем с широким миром, проистекали не только из его профессии и учености. Они в значительной мере были обусловлены его характером. Им, как и внешностью, Шмуэль напоминал своего предшественника и родственника Иеѓошуа бен Хананию. Как в свое время рабби Иеѓошуа бен Ханания, Шмуэль считался в Вавилонии величайшим мудрецом своего поколения. Как и он, отличался теплотой и человечностью в отношениях с окружающими. До прибытия Рава, Шмуэль и рав Шила стояли во главе вавилонских
[10]
Шабат, 129А, 156А; Авода Зара, 30А.
[11]
Иерусалимский Талмуд, трактат Таанит, гл. 4:2.
[12]
Бава Мециа, 90А; Иевамот, 105А.
Шмуэль находился в очень близких отношениях с семьей Рош ѓа-Гола. В то время этот пост занимал Мар Уква, человек мягкого нрава, избегавший почета и посвятивший себя благотворительности. Быть может, благодаря тому общему, что у них было, Мар Уква и Шмуэль лучше остальных понимали друг друга. В тот период Рош ѓа-Гола еще не приобрел того положения, каким обладал впоследствии, когда власти официально признали его князем иудейским. Вместе с тем, уже тогда в руках Рош ѓа-Гола сосредоточились широкие полномочия, касающиеся, в частности, гражданского судопроизводства. Близкие отношения, сложившиеся между Шмуэлем и семьей Рош ѓа-Гола, в большой мере способствовали тому, что влияние Шмуэля на еврейское судопроизводство в диаспоре было исключительно велико. В этой сфере оно значительно превосходило влияние других мудрецов. Правда, официально Шмуэль не занимал при Рош ѓа-Гола должности придворного мудреца (этого поста еще не существовало), но был, пожалуй, самым близким его советником. Именно потому он играл главную роль в системе судопроизводства Рош ѓа-Гола.
Шмуэль больше других мудрецов занимался гражданскими исками и разбором дел, связанных с разными аспектами судопроизводства — от земельных споров до компенсаций за нанесенный ущерб. Не случайно в вопросах о запретном и дозволенном Ѓалаха следует мнению Рава, тогда как законы гражданского судопроизводства — прерогатива Шмуэля [13] . Это означает, что мудрецы последующих поколений пришли к выводу, что большое количество ѓалахических преданий из Вавилонии и Эрец Исраэль, а также способность интегрировать их в стройную систему, обеспечили Раву преимущество. Однако в вопросах гражданского права, которые затрагивают повседневную жизнь, Шмуэль превосходит Рава. Рав предстает, в известной мере, теоретиком Ѓалахи, тогда как Шмуэль является ее практиком. Шмуэль вообще был человеком кипучим, деятельным, погруженным в окружающую действительность. Он отлично разбирался в массе научных и практических вопросов, а также в общественных проблемах. Его подход к человеку и обществу был подходом врача и мирового судьи, а не кабинетного теоретика.
[13]
Мегила, 13А.
И действительно, в тех случаях, когда нам удается найти точку, в которой мнения Рава и Шмуэля расходятся, Шмуэль почти всегда приводит доказательства, взятые не сверху, а снизу, из повседневного жизненного опыта. Он умеет видеть проблемы так, как их видят и ощущают другие люди — и в соответствии с этим ставит вопрос. Спор между Равом и Шмуэлем по поводу толкования стиха Книги Эстер проливает некоторый свет на различия их подходов [14] . В Книге Эстер говорится, что страж жен царских, проникшись симпатией к Эстер, отличал ее среди других женщин (Эстер, гл.2:9). Рав полагал, что расположение стража выражалось в том, что он снабжал Эстер кашерной пищей. Но Шмуэль, лучше знавший жизнь, утверждал, что добросердечный надсмотрщик угощал ее свининой. Концепция добра, которой придерживался Рав, понятна: доброе — значит правильное, достойное, истинное. Однако Шмуэль хорошо понимал психологию гаремного служителя-нееврея. Страж жен желал, чтобы персидский владыка остановил свой выбор на Эстер, сделав ее царицей. Какая же пища, по мнению евнуха, могла больше способствовать женской привлекательности?..
[14]
Мегила, 13А.
В приведенном выше примере как в капле воды отражаются глубокие личные и мировоззренческие различия между двумя мудрецами. Они проявляются и в других спорах, касающихся многих куда более серьезных и важных тем.
Разногласия Рава и Шмуэля были обусловлены также их непростыми личными отношениями.
Вместе с тем создается впечатление, что Рав не сумел по достоинству оценить знаний и творческой мощи Шмуэля, который из скромности всегда скрывал свои таланты. С эпохи этих двух мудрецов в Вавилонии начинается расцвет талмудических академий. Они ускоренно развиваются в двух главных центрах. Академия в Суре растет под покровительством своего основателя, Рава, а ее сестра скорее следует путем Шмуэля. Поначалу вторая академия располагалась в Негардее, но в ходе многочисленных войн между Римом и Персией она была разрушена и все или большая часть мудрецов перебрались в Пумбедиту, где отныне возник новый центр еврейской учености. Из поколения в поколение обе йешивы сохраняли отпечаток личности двух великих мудрецов, стоявших у их истока.
Академия в Суре столетия спустя после смерти Рава оставалась проникнутой духом Эрец Исраэль. Этот дух выражался в глубинной связи с учением мудрецов Земли Израиля. Для мудрецов Суры была характерна тяга к исчерпывающим заключениям, широким обобщениям, а также увлечение мистикой и каббалой. Академия в Пумбедите, напротив, больше отвечала характеру Шмуэля, она росла из местной, вавилонской почвы. Мудрецы Пумбедиты меньше занимались всеохватывающими универсальными проблемами, зато уделяли повышенное внимание делам и заботам этого мира. Они также лучше разбирались в окружающей жизни и обладали большими знаниями в областях, не связанных с Торой.
Как и многие представители его поколения, Рав не сумел по достоинству оценить богатые возможности Шмуэля, который не любил выпячивать своих заслуг и предпочитал держаться в тени. Однако, несмотря на скромность, Шмуэль ни разу не уступил, отказавшись от своего мнения, и не изменил принципиальных подходов. Никого не задевая, с присущей ему манерой избегать столкновений и споров, угрожающих перерасти в конфликт, Шмуэль мало-помалу создавал свою собственную оригинальную школу.
Шмуэль был моложе Рава и пережил его. После кончины учителя многие ученики Рава собрались вокруг Шмуэля. В его академии они овладели рядом ценных преимуществ, которыми отличалась школа Шмуэля — например, в области судопроизводства. Несомненное преимущество заключалось также в большей близости к повседневной жизни и ко двору Главы Изгнания.
После Шмуэля не осталось сыновей. Но его ученики, и ученики его учеников не свернули с пути учителя. Создание Талмуда потребовало труда нескольких поколений. Благодаря ученикам Шмуэля, его подход, быть может, даже в большей степени, чем учение Рава, определил облик и суть Вавилонского Талмуда.
Рабби Иоханан
Рабби Иоханан был крупнейшим аморой Эрец Исраэль. Личность его несомненно занимает одно из центральных мест в талмудической литературе. Традиция считает рабби Иоханана редактором Иерусалимского Талмуда. И действительно, хотя деятельность амораев Эрец Исраэль продолжалась еще много поколений после его смерти, рабби Иоханан сыграл в создании Иерусалимского Талмуда главную роль. Его влияние прослеживается не только в Иерусалимском, но в немалой мере и в Вавилонском Талмуде. В обоих на каждом шагу фигурирует личность рабби Иоханана и приводятся его высказывания — как ѓалахического, так и агадического содержания.
Деятельность рабби Иоханана фактически охватывает два поколения. При жизни он был наиболее влиятельной и уважаемой персоной в еврейском мире. Его учение — как воспринятое из уст рабби учениками, так и разошедшееся повсюду, где жили евреи, — служило своего рода точкой отсчета, позволявшей ориентироваться в жарких спорах, кипевших в то время в еврейском мире. Хотя мнение рабби Иоханана разделяли далеко не все современники и потомки, тем не менее повсюду, а особенно в Эрец Исраэль, в вопросах религиозного законодательства его голос звучал авторитетнее прочих. В Иерусалимском Талмуде и, в конечном счете, в Вавилонском, Ѓалаха почти всегда следует мнению рабби Иоханана. Его авторитет, подкрепленный значением Эрец Исраэль, склонял чашу весов, даже когда напротив находился один из великих мудрецов Вавилонии, Рав или Шмуэль, а то и оба вместе.
Об огромной славе рабби Иоханана свидетельствует послание братьев одного из величайших вавилонских амораев, Рабы бар Нахмани. Братья переселились в Израиль и в письме пытаются убедить Рабу последовать их примеру. Если ты скажешь, что здесь не найдется тебе учителя, — пишут они, — то знай, что и для тебя найдется рав, рабби Иоханан [1] . И в самом деле, после кончины Рава и Шмуэля многие их ученики перебрались в Эрец Исраэль, чтобы продолжить изучение Торы у рабби Иоханана. Большое число учеников осталось там навсегда, и потому плод их творчества можно рассматривать как преимущественно израильский. А часть превратилась в настоящих фанатиков Земли Израиля и ее Торы, отзываясь о своей родной Вавилонии с подчеркнутым пренебрежением [2] . О рабби Зеире рассказывают, что прибыв в Эрец Исраэль с целью учиться у рабби Иоханана, он постился сто дней, дабы позабыть Вавилонский Талмуд и очиститься для изучения Торы мудрецов Израиля, которую не желал смешивать со знаниями, приобретенными в изгнании [3] . Вместе с тем сам рабби Иоханан не был столь бескомпромиссным приверженцем Земли Израиля и ее Торы. Он с большим уважением относился к мудрецам Вавилонской диаспоры.
[1]
Ктубот, 111 А.
[2]
Смотри, например, Бейца, 16А: Сказал рабби Зейра: эти недалекие вавилонцы… и т. д.
[3]
Бава Меция, 85А.