Муха, или Шведский брак по-русски
Шрифт:
— Так. А панировочные сухари? — спросила Люба сама себя и открыла пластмассовую ёмкость для сыпучих продуктов.
Емкость оказалась пустой.
Люба побежала через улицу в дом напротив, к Вале, своей новой подруге. Толкнула калитку.
Надо, наверное, сразу отметить, что Люба и Валя были в чём-то схожи между собой. Обеим слегка за сорок, примерно одинакового роста и комплекции, обе с короткими причёсками, только у голубоглазой Любы волосы, пожалуй, светлее, а у кареглазой Вали —
А что до Пети, Валиного мужа, то он был пониже Любиного Василия, коренастый, широкоплечий. Словом, никакой утончённости. Хотя чистоплотный, не замазурка.
У Вали уже ужинали. Она усадила за стол и Любу.
— Найду я тебе сухарей. Посиди с нами.
Но столе всё было по-простому, никаких особых кундёб.
— Ой, да не надо, — стала отнекиваться Люба, но Валя положила ей на тарелку немного жареной картошки и салата из огурцов с помидорами.
— Ешь! — строго сказала она.
Люба вилочкой поклевала немножко.
— Вкусно, — похвалила она.
Петька, в белой майке, мускулистый, хлебал борщ.
— А Петя у нас и на ужин борщ любит, — ласково сообщила Валя. — Мама в обед сварила.
— Угу, — ответил Петя, прихлёбывая.
Его подслеповатая тёща Мария Семёновна сидела тут же, за столом, в очках с очень толстыми линзами, но ничего не кушала — изучала цветные фото в журнале, поднеся его близко-близко к глазам. На фото — красивые дамы и господа в красивых интерьерах и авто.
— О-хо-хо, мы так красиво не жили, — сказала Мария Семёновна, оторвавшись от журнала.
— Так никогда не поздно, — сказала Люба.
— Нет, — не согласилась Мария Семёновна. — Всему своё время. Это вы теперь своего не упускайте, а наша жизнь, считай, прошла. Покатилась под гору со страшной силой. Один теперь указатель — на кладбище. Надо бы сходить, Нину с Полиной проведать.
— Ну, Вы, мама, и нашли тему — поморщился Петя, повернул ложкой в тарелке и в капустно-морковно-свекольной гуще углядел неподвижную, скрюченную муху.
«Вот же зараза!»
— А морщишься чего? — спросила Валя. — Что ж, маме и погоревать нельзя о подругах?
— Можно, — сказал Петя, не поднимая глаз от тарелки. Кажется, никто не заметил.
— Вот и лопай, да маме спасибо говори.
— Спасибо, — сказал Петька.
— Да не за что, — ответила Мария Семёновна. — Первый раз что ли.
Секунду Петька раздумывал.
«Ну, муха-то, положим, в первый раз. Может, тёщеньке скандал устроить? Для профилактики. Пусть свои увеличительные стёкла надевает не только, когда журналы читает. А то говорит вчера соседской тётке Нюрке: „Я хоть и вижу плохо, зато в своём доме всегда всё слышу“. Что это она там, интересно, слышит? Валька и так, что ни ночь, в спальне зажатая — „тише, а то мама услышит“. Всё мама да мама. Всё тише да тише. А тут не кладбище. Тут жизнь, понимаешь!»
Пока Петя так рассуждал, тёща снова
Петя медленно поводил ложкой в тарелке. Принюхался. Запах всё-таки обалденный. Пустой желудок подсказывал ему, что сейчас обострять ситуацию не следует.
«Борщ всё-таки вкусный. И тёща, в общем-то, не вредная. Подумаешь, муха! Да если на то пошло, каждый человек хоть раз в жизни да вынимал муху из борща. Или из компота».
Петя аккуратно отодвинул муху поближе к краю тарелки, и зачастил ложкой.
В это время Василий, вернувшись домой, супругу дома не обнаружил, зато увидел, что на горящей плите вовсю кипит кастрюля с картофелем.
— Так! К соседям напротив побежала!
Василий достал из кухонного ящика вилку, неуклюже потыкал ею в картофелины и выключил огонь.
А в доме напротив беседа продолжалась.
— Как Ваши глаза, тётя Маша? — спросила Люба. — Закапываете?
Тёща оторвалась от журнала, сняла очки:
— Всё без толку. Вот вдаль ещё терпимо — через дорогу вижу, в огород вижу. Без очков. А вблизи, вот сейчас, почти ничего, будто в пару всё. Сижу, как в бане.
— Тогда давайте все разденемся, — сказал Петька, откусывая хлеб. — Голые посидим.
Валя внимательно посмотрела на мужа:
— Всё-таки, Петя, ты немножко неотёсанный. При маме такие шуточки.
— А что твоя мама никогда в бане не была?
— Да хватит вам, — миролюбиво вставила Мария Семёновна. — Была. И вам советую. Чем чаще, тем лучше. Пар — великая сила!
В это время Василия на кухне обдавали клубы пара. Он сливал в мойку кипяток из кастрюли с картошкой. Делал это неуклюже, обхватив кастрюлю тряпкой и придерживая крышку. Клубы пара били в лицо, Василий морщился и отворачивался в сторону:
— Всё на мою голову!
Беседа в доме напротив, между тем, продолжалась.
— Но здесь же не баня, Петя, — всё-таки добавила Валя осуждающе. — Баню ты в собственном дворе всё никак до ума не доведёшь. Год уже? На предбанник такую площадь разогнал, а зачем, спрашивается?
— Найдётся зачем, — миролюбиво ответил Пётр, оторвавшись от тарелки. Он заметил, что Люба с лёгкой улыбкой наблюдает за ним, как бы исподтишка рассматривает его. Как-то само собой спина его выпрямилась, плечи развернулись. — Да хоть бильярд поставлю. С Василием шары гонять будем.
— Свои собственные, которые из головы повыкатывались? — ласково спросила Валентина.
— Ой, Валя! — неодобрительно качнула головой Мария Семёновна.
— Ничего, там их ещё много осталось, — отшутился Петька. Принялся хлебать дальше.