Муля, не нервируй… Книга 3
Шрифт:
Модест Фёдорович поднял на меня взгляд, и я увидел, что глаза его покраснели.
— Я… я… я написал заявление об увольнении! — тихо сказал он.
Опа! Приехали!
— В смысле? — вытаращился на него я.
— Да какой смысл! — обречённо махнул рукой Модест Фёдорович, — не хочу я больше принимать участия в этом вертепе! Уедем с Машей в Киргизскую ССР. Там где-нибудь работу найдём. Я хороший химик, таких с руками-ногами забирают. Да и Маша уже хорошо в синтезе работать умеет.
— А как же твои люди? — прищурился я, — мэнээсы, лаборанты,
— Нет, Муля, я похлопотал, их возьмут на комбинат по производству серной кислоты. Там как раз лаборатория создаётся. А тут уже готовый спаянный коллектив.
— Погоди? В Москве есть такой комбинат? — изумился я.
— Нет, это не в Москве, к сожалению… — вздохнул Модест Фёдорович. — Далеко, конечно, отсюда, в Подмосковье…
— А они захотят переезжать из Москвы? — удивился я.
— А куда деваться? — развёл руками Модест Фёдорович.
— Так! — сказал я, и Модест Фёдорович вздрогнул.
— Ч-что? — спросил он.
— Никуда переезжать не надо, — твёрдо ответил я, — тем более в Киргизскую ССР. При всей моей любви к Киргизской ССР, но степень бытового комфорта и развитие медицины чуть уступает нашему, московскому. Согласен?
Модест Фёдорович кивнул, но тут же вскинулся:
— А при чём тут это?
— А при том, что Маше рожать давно пора! — чётко припечатал я, — сколько ей уже? Тридцатник почти? А рожать она когда будет? После защиты её диссертации, небось, планируете? В тридцать пять где-то? По меркам этого времени, она старородящая. И лучше не шутить с этим делом и рожать под наблюдением профессионалов, а не с акушеркой в глухом ауле!
— Так мы это… — покраснел Модест Фёдорович и сильно смутился.
А я понял, на что намекала Дуся и почему, невзирая на ссоры с Машей, она практически вернулась обратно к Бубновым.
— Опа! — сказал я и улыбнулся, — ну поздравляю!
Я хотел сперва пожать ему руку, но передумал, и мы крепко обнялись.
— Да что там… — покраснел Модест Фёдорович, а я быстро перевёл тему:
— Тем более никакой Киргизской ССР! Тут Дуся, поможет и ужин приготовить, и дитя покачать. Маше в любом случае женская помощь нужна будет. А там что?
Модест Фёдорович согласно вздохнул. Но тут же посмотрел на меня:
— А что тогда делать? Заявление-то я написал уже. И даже, если я его обратно заберу, то мою лабораторию всё равно сокращают. И меня в Институте вряд ли оставят. А если даже и оставят, то идти младшим научным сотрудником под руководство Попова — хуже некуда! Я уже думал. Думал, оставлю Машу здесь. Пусть рожает. А когда малыш подрастёт, тогда они ко мне приедут…
— Ты совсем с ума сошел? — всплеснул руками я. — Во-первых, как ты представляешь, бросить жену в такой критический момент одну? Во-вторых, красивую молодую жену?
Модест Фёдорович опять вздохнул и не ответил ничего.
— А, в-третьих, зачем сдаваться?
Модест Фёдорович вскинулся и с надеждой посмотрел на
— Других вариантов-то больше нет!
— Почему это нет? — пожал плечами я, — сколько тебе по закону нужно отработать до увольнения?
— Две недели, — буркнул Модест Фёдорович.
— Странно, — удивился я, — если они так мечтают тебя выгнать, то почему в трёхдневный срок не подписали? Или вообще сразу?
— Да что там странного! — отмахнулся Модест Фёдорович, — Попов горазд только чужие результаты за свои выдавать, а работать на результат он не умеет!
— То есть сам он проект этот завершить не сможет? — уточнил я.
— Ну как не сможет, — поморщился Модест Фёдорович, — я, его, считай, до ума уже довёл. Там осталось несколько мелких штрихов навести и выполнить основные циклы синтеза, которые я уже расписал. А так-то всё уже сделано…
— И после этого ты им не нужен? — ещё раз уточнил я.
— Угу, — буркнул Мулин отчим.
— Замечательно, — сказал я, — А ты этот свой синтез Попову уже отдал?
— Еще нет, — покачал головой Модест Фёдорович, — говорю же, ещё девять дней у меня есть, как раз успею закончить.
— А что за расчёты синтеза? Как они выглядят?
— Ну как? Как обычно: формулы, расчёты, опять формулы…
— А ты можешь сделать в этих формулах и расчётах ошибку? — хитро прищурился я. — только такую, чтобы её сразу и заметить нельзя было. И чтобы, когда по этим расчётам вещества синтезировали, то большой барабум аж на последней стадии случился? За пять минут до конца. И желательно, чтобы бабахнуло!
— Да ты что, Муля! — возмутился Модест Фёдорович. — Как я могу? Это же моя работа! Я не могу халтурить! Не по-советски это!
— А чужие результаты тырить — это по-советски? — возмутился я, — а молодой девчонке срывать защиту диссертации, на которую она сколько лет угрохала — это по-советски? А рожать эту девчонку в Киргизскую ССР отправлять — это по-советски?
С каждым моим словом, плечи Модеста Фёдоровича опускались всё ниже и ниже.
В конце концов, мне его аж жалко стало. Но я отбросил от себя это недостойное чувство. Мне следовало его сейчас хорошенько встряхнуть и дать ему конкретную надежду. И чёткий алгоритм действий. А пожалеть его — пусть вон лучше Маша жалеет. Иначе, зачем тогда жена нужна?
— Ну, так что? — строго спросил я.
— Могу, — устало кивнул он.
— Тогда действуй! — велел я.
— А потом что?
— А что будет потом — я тебе завтра расскажу, — подмигнул ему я, — уверен, тебе это очень понравится. Ты ещё долго потом смеяться будешь.
— Ты уверен? — тихо спросил Модест Фёдорович.
— Конечно, уверен, — сказал я и добавил, — не зря моя любимая книжка про графа Моте-Кристо…
А дома вовсю сердилась Дуся:
— И как заселились они, тут два дня такой шум стоял, аж дым коромыслом! — выпалив это, она так распсиховалась, что выпустила из рук тарелку, которую вытирала полотенцем. И та разлетелась на мелкие осколки.