Муля, не нервируй… Книга 3

Фонд А.

— А что поделать, — печально вздохнул Пуговкин, при этом ловко раскладывая мясную нарезку на тарелки. — Выбирать не приходится. Я вообще в деревне жил, у нас даже не дом, а барак был. И мать с нами крутилась, как могла…

— Да я вот что думаю… — протянул я, — а что если мы тебя в комнату Печкина переселим? Там комната большая, ты сам вчера видел. Ты тогда и дочурку от бабушки забрать сможешь, и до театра тебе гораздо ближе ходить будет.

— А так можно разве?! — вскинулся Пуговкин. Глаза его загорелись азартом, руки от волнения стали подрагивать.

—

Я считаю, что нужно хотя бы попробовать, — невозмутимо ответил я, — если получится — это будет хорошо. Ну, а если не выйдет — останешься на том же месте. А я продолжу бороться с соседями.

Мы умолкли, вспомнив, какая вчера разразилась баталия за комнату Печкина. Настоящий штурм, выполненный по всем правилам осад городов со времён Пелопонесской и Пунической войн эпохи Александра Македонского.

Лучезарная Семёнова, помощники которой выбили дверь, попыталась вторгнуться в комнату. Но документов у неё на данную жилплощадь не было. Кстати, что примечательно, документы Желткова тоже были не в порядке. Тем не менее и тот, и другая пытались прорваться и занять комнату. Я уже думал, как поступить — если Желткова ещё можно было выбросить за шиворот, то к женщине применять физическую силу негуманно. А она явно была наглой, так что объяснять и договариваться однозначно не получится. Я уже чувствовал, как во мне просыпается убийца и маньяк, и только провидение бережет захватчиков от скорой расправы. Ситуацию, как водится, спасла Фаина Георгиевна.

Она появилась вовремя и прекратила ссору:

— Что здесь происходит? — хорошо поставленным голосом произнесла она. Причём произнесла так, что и Семёнова, и даже Желтков, впечатлились.

— Я в свою комнату заселяюсь! — заявила Семёнова и попыталась пройти внутрь.

— Это моя комната! — рявкнул Желтков и стал таким образом, чтобы не дать ей пройти.

— Вон! — взревела Злая Фуфа и добавила едким голосом, — иначе я вынуждена буду сообщить, куда следует.

Семёнова и Желтков ретировались. Но, судя по взглядам Пожидаевой, она ещё вернётся. Поэтому проблему с соседями нужно было решать срочно.

Мы перебирали Дусины кастрюльки, казанки и плошки, когда вдруг Пуговкин издал странный звук — не то вскрик, не то всхлип:

— Забыли!

— Что? Что забыли? — спросил я и перво-наперво бросился к ящикам, где должна была быть дефицитная водка. К моему облегчению, она оказалась на месте.

Ну, и нормально. Остальное пережить можно.

— Что забыли? — спросил Володя.

— Наливочку мою забыли, — расстроенно сообщил Пуговкин, — у меня тёща делает, на терновых ягодах. Хотел похвастаться, а теперь не получится.

— На природе нужно пить водку, — убеждённо сообщил Матвей, — всё остальное от лукавого.

Володя неодобрительно посмотрел на Матвея, но тот разбирал сумки и не обратил внимания.

Мы ещё копошились с продуктами, когда к нам подошёл Фёдор Фёдорович. Был это невысокий толстячок, лысоватый, ближе к пятидесяти, с уже довольно большим пузом. Насколько я разбираюсь в людях, большое пузо — это олицетворение власти и символ достатка. Так вот символ у Фёдора Фёдоровича был знатным.

На такой можно было поставить сразу два бокала пива.

— Ребята, сказал он, — пока Ванька там занят, сообразите-ка по капельке.

И подмигнул.

Пуговкин тотчас же выставил тарелку с солёными огурцами в пупырышках и разлил водку в подставленные Матвеем стопки.

— За природу! — сообщил Фёдор Фёдорович, первый хлопнул весь стакан и занюхал огурцом.

Мы последовали его примеру.

Затем выпили за ударников производства, затем — за стремление перевыполнять плановые показатели. На четвёртой стопке Фёдора Фёдоровича ощутимо повело, и он решительно сказал заплетающимся голосом:

— Пора по бабам!

Мы переглянулись с Пуговкиным и Володей, и тот неодобрительно покачал головой.

— С бабами здесь сложно, — объяснил Матвей, — на многие километры сплошной дикий лес.

Но для Фёдора Фёдоровича это был не аргумент, его тянуло на баб.

— Пошли! — настаивал он.

С пьяными спорить нельзя, поэтому я сказал:

— Пойдём, — аккуратно отобрал у него стопку я, — бабы тут славные, сисястые. Глазом бутылку с пивом открывают. Так что обязательно пойдём.

— Во! Наш человек! — обрадовался тот, но сразу же с подозрением уставился на меня, — а когда пойдём?

— Через полчаса где-то, — уклончиво ответил я, — нужно сперва по стопочке с Иваном Григорьевичем выпить. Уважение высказать. Он же наш начальник. А там он опьянеет, а и мы пойдём. Договорились?

— Во! Голова! — расцвёл пьяной улыбкой Фёдор Фёдорович, — где там Ванька? Ванька-а-а-а!!

Сидели в уютной беседке. Стол буквально ломился от угощений, что наготовила Дуся. Чего тут только не было! Мы пили, ели, опять пили, опять ели.

— Предлагаю выпить за такую прекрасную компанию! — провозгласил тост Большаков и добродушно улыбнулся.

Мы выпили и закусили. Фёдор Фёдорович скромно храпел на лавке, подрыгивая ножкой. Видимо, ему снились бабы.

Где-то пронзительно надрывалась лесная птица. В верхушках вязов запутался ветер.

Пуговкин осторожно разлил по стопкам водку.

— Так что там за проект такой, советско-югославский? — ухмыльнулся Большаков и хитро посмотрел на меня.

— Нужно создать такой фильм, который бы находил живой отклик у аудитории, — начал объяснять я. — Фильмы о войне — это, конечно, очень важно и хорошо. Но людям нужно отдыхать и отключаться от бытовых проблем, и проблем на работе… А мелкосюжетные фильмы этот заказ зрителя не выполняют…

— А то я не знаю, — вздохнул Большаков и нахмурился.

— Нам нужен культовый фильм, — уверенно ответил я и добавил. — Шедевр мирового уровня нужен.

— Да что ты говоришь? — хмыкнул Большаков и вдруг спросил, — Матвей, а Матвей, тебе какие фильмы нравятся?

Матвей, который особого участия в разговоре не принимал, отвечал, когда его только спросят и вообще, знал своё место, смутился. Но ответил:

— Приключения люблю, и чтобы драки были. И чтобы наши побеждали…

— А какой фильм ты стал бы в первую очередь смотреть — про войну или же смешные?