Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994–2004 гг.
Шрифт:
Я попросила соседей, чтоб они посидели с мамой. Показала им, где лекарства. Почти бегом, минуя посты, я направилась в госпиталь. Меня могли пристрелить. Был комендантский час. Но проскочила. Я вернулась с пакетом лекарств и с медицинской сестрой. Врача в госпитале не было. Сестра маму послушала, посмотрела, сказала:
– Надо вас везти в город Моздок! Там реанимация. Там специалист! Необходимы электрокардиограмма и снимок сердца. У вас, скорее всего, микроинфаркт!
Но мама отказалась. Сказала:
– Мне уже лучше.
Без сна я провела три дня и три ночи. На четвертые сутки я уснула
Бабушки приносили суп. Жалко, пропали талоны! Нине тяжело нести, потому наши порции она в столовой не взяла. Я сходить туда не могу. Маму опасно оставлять одну. Сосед Валера пришел. Принес четыре картошки! Посидел минут десять и ушел.
Будур
08.03.
Маме еще плохо. Не может сидеть. Даже облокотившись спиной на две подушки. Спасибо, Алик помогает. Пилит и колет мне дрова.
Иногда я думаю, что мама умрет. Соседи притихли. Люди не верят, что моя мама поправится. Некоторые приносят еду, понемножку поддерживают нас. Спасибо!
Мама почти не ест. А когда ест – теряет сознание. “Боже, сделай так, чтоб мама поправилась! Пришли свою помощь! Спаси нас от голода! Ты – правишь миром. Ты знаешь, как тяжело жить на земле!” – твержу я свою просьбу несколько раз за день.
Будур
20.03.
Сегодня мой день рождения! Мне исполнилось 15 лет.
Мы с мамой были на остановке “Иваново”. Собрались идти пешком, но проезжали знакомые с рынка на машине. Предложили подвезти. Конечно, мы обрадовались и поехали. Я получила удостоверение в комендатуре. Жуткая очередь, но мы пролезли через забор, объяснив солдатам, что у мамы плохо с сердцем и еще сегодня мой день рождения. Документы и фотографии я сдавала заранее. Мне объяснили, что вначале выдадут временное удостоверение. Затем, через шесть месяцев, мне вручат постоянный, мой первый в жизни паспорт! Надо на него еще найти денег. На дорогу обратно мы потратили четыре с половиной часа.
Вчера, 19 марта, приехала соседка с третьего этажа. Это бабушка моей подружки Патошки. Она дала мне куртку, светло-голубую. Видит, что надеть мне нечего. Спасибо! Привет, март!
Патошка-Будур
21.03.
Был Алик. Он сказал, что я ему очень нравлюсь. И он будет ждать моего решения целый год. Сегодня Алик был особенно внимателен из-за моего дня рождения. Он нашел в развалинах маленького зайца. Игрушка. Приятно, что хоть кто-то подумал обо мне.
Вчера, 20 марта, в с. Знаменку тетя Аза увезла огромный рефрижератор с какими-то вещами и мебелью. Но это еще не все! Она вернулась и сказала, что много вещей у нее осталось!
Алик только ушел. Он признался мне, что у него нет документов. Потому он не может уехать из этого истерзанного города. Сейчас Алик прибился к объединенной войной группе людей. Они проживают в том доме, где погибла армянка Раиса. В настоящее время там же ютятся русские пожилые женщины Лида и Галя с крохотной комнатной собачкой.
Там же живет старушка-чеченка, что учила Раису мусульманским молитвам. И два ее сына:
Скелет, оставшийся от четырехэтажного соседнего дома, опасен, он едва стоит. Часть балконов верхних этажей повисла, как гирлянда, над пропастью, а квартиры давно рухнули вниз. Пенсионерка Галя перед войной жила на самом верхнем, четвертом этаже и очень благосклонно относилась к вторжению федеральных войск.
– Вы не понимаете! – кричала она на весь двор патриотические речи. – Российские военные не будут уничтожать наши дома! Они наносят точечные удары только по боевикам!
Интересный факт: когда в начале войны бомбили – самой первой рухнула вниз именно ее квартира. Галя (выйдя из подвала дома) долго тогда стояла во дворе и молча плакала. А ее рыженькая собачка мелко тряслась на руках.
Кстати, вчера в Грозный прилетал Путин. Этот дядька баллотируется на пост президента РФ. Взрослые говорят, что он – молодой и перспективный. Хотя толком никто ничего не знает о нем.
Те жильцы, которых не выгоняли из дома на “зачистку”, все плачут, что у них ничего нет. Мы зашли в соседний дом, к Гале и Лиде. У стены одной из комнат стоят примерно 20 мешков из-под сахара, очень белые и чистые, набиты какими-то мягкими вещами. Они аккуратно зашиты, приготовлены к отправке.
– Желаете пересмотреть? Сами распорите швы и ищите свое! А потом сами зашьете! – нагло заявила Лида, когда мама у нее на кухне нашла наше полотенце.
Мама им ответила, что ничего искать не будет. А во всем разберется Бог. Мама отобрала у них из наших вещей то, что сразу бросилось нам в глаза, – крышку от большой кастрюли, в которой когда-то была мука, и полотенце. Наше чайное полотенце Галя, по ее словам, нашла на свалке. Ссориться не стали. Распарывать чужие мешки, искать там свои вещи нам было противно. Нервничать, рыться сил не было. Мама упрямо и гордо произнесла:
– У нас все было и снова будет!
Вечером мы узнали, что солдатами был убит родственник бабушки Нины. Он работал на телевидении до войны.
Будур
25.03.
Я целый день дома. Болит сердце.
Алик у нас каждый день, но я стараюсь не давать ему надежды, чтоб не причинить боль потом. Весь вечер он говорил с моей мамой. Объяснял, что спиртное пьет редко. Говорил, что я ему нравлюсь и он хотел бы жениться на мне. Рассказывал, что, когда российские военные нас и людей из дома напротив увели, их как оставшихся посадили в подвал. Самого Алика, его приемную мать, названого брата и русских пенсионерок Галю и Лиду. У Гали на руках была маленькая, чудом выжившая домашняя собачка. А сверху на крышку подвала военные поставили холодильник. Так они просидели четверо суток. Без еды и питья. Мужчины и женщины. Молодые и старые. Пенсионеркам стало плохо с сердцем. Люди сумели выбраться, разломав часть стены и прорыв куском железа тоннель на улицу! Иначе бы умерли от голода! Бауда и Алика военные избили за такие “самовольные” действия, но на этом все и закончилось.