Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994–2004 гг.
Шрифт:
– Что, ковры везете?
А жена показывала ноги мужа в ботинках. Случайно им встретились иностранные журналисты. Взяли интервью, пообещали: “Будет документальный фильм!”
Бедная Хава! Она так любила своего отца! Жутко! До чего дошли люди!
В голове моей звучит музыка и слова песни Виктора Цоя:
Две тысячи лет война! Война без особых причин. Война –P. S. Мы, наверное, уедем куда-нибудь – нельзя же жить в руинах. Мне нужно закончить школу. На зеленом заборе сгоревшего детского сада я обязательно напишу: “Аладдин! Будур уехала…” и свой примерный адрес. Если он жив, найдет меня. Я его люблю.
Царевна
13.02.
Постоянно ругаюсь с мамой. Она говорит гадости, кидается с кулаками. У меня с ней были сложные отношения с младенчества. А в последнее время, видимо, в связи с войной, ее душевное состояние ухудшилось и надломилось.
Вчера к вечеру я почувствовала себя плохо: болели печень, желудок, сердце. Я ведь одна делаю всю работу – рублю дрова, готовлю, стираю, несмотря на ранения. А едва я падаю от слабости или боли в ногах, она кидается ко мне и кричит, что поднимет меня за волосы, если я не буду все делать по дому. Бьет меня по лицу и ругается.
С тех пор как я стала взрослеть, она просто свирепела с каждым днем. Думаю, а я редко ошибаюсь, что у нее была очень сложная и печальная женская судьба, и теперь, видя мою молодость, она втайне боится, что мне повезет и я найду свое счастье, любовь. Я очень прошу Бога дать мне терпение и мужество это все пережить. Мне не так страшна война, как конфликт с матерью. Я боюсь за ее рассудок.
П.
14.02.
Были на остановке “Иваново”. Люди говорили – там дают гуманитарную помощь, но это оказалось неправдой. Зато нам встретились тетя Таня и ее дочь Юлька. Мы были конкурентами по продаже печатных изданий на рынке. Рыдая, они пересказали нам подробности гибели отца. Их сосед успел спрятаться за кирпичную стену, лежал там и все видел! Их отца военные убили потому, что он, несмотря на то что был пожилым русским человеком, не сбрил бороду в суматохе войны и был причислен к боевикам. Таня осталась одна с тремя детьми! Ее старший сын под обстрелом нес на себе тело отца почти двенадцать часов через небольшой двор в несколько десятков метров. Дело в том, что двор обстреливали, и он полз медленно, часами лежал на щебне, прячась за руинами!
Мама забыла о былых конфликтах. Пригласила их в гости. Советовала приходить летом за фруктами в наши сады. Мы долго стояли на шоссе.
Таня и Юлька уже побывали в бесплатной столовой. Они посоветовали сходить и нам. Взять с собой бидон. Объяснили:
– Очередей несколько. У каждого котла – отдельная. Поэтому путаница! Можно плотно поесть там. И взять кашу домой!
Едва мы вошли в свой двор, Аза и Лина позвали нас помогать собирать вещи Султана. Объяснили
– Нам поручила все подготовить вдова погибшего.
Первым делом мы вынесли кухонную мебель и сложили ее в другой квартире, рядом. По словам наших соседок, именно так распорядилась хозяйка. Лина и Аза аккуратно сняли хрустальную люстру. Унесли ее.
– Иначе украдут! Мы спасаем! – уверяли они.
Явилась помогать Ольга. Я увидела, как под ее курткой исчезла красивая кастрюля, стоявшая на полу в ванной комнате. Я спросила ее:
– Ты что это?!
Тогда притвора-Ольга произнесла: “Жалко Султана”, и выскочила во двор, делая вид, что плачет.
Я попросила, если хозяевам не нужны, дать мне старые учебники по разным предметам, чтобы заниматься вперед. Ведь школьная программа не сильно изменяется. Аза и Лина разрешили. Мне понравились деревянные книжные полки, но Лина отказала мне. Она заранее договорилась о них с мамой Хавы для себя. Нам эти женщины дали полбаллона искусственного меда. За помощь. Он стоял открытым, засох, и никто на него не польстился. Какая-никакая, а сладость!
П.
16.02.
Мы были в госпитале МЧС на “Автобазе”. Там такой интересный рентген! Меня положили на стол, и я смотрела на большой белый экран вверху – там все сразу видно. Смотрели осколки. Один просто огромный. А почти вся “мелочь” вышла сама.
– Надо срочно его удалить, тот, что в правой ноге, наверняка уже начал окисляться! – настаивал хирург.
Мне стало страшно. Но я подумала: рядом со мной Аладдин, и он говорит: “Надо!” Я согласилась на операцию. Пусть Бог мне поможет. Мне назначили операцию. Я очень боюсь. И анестезию вводить не надо, кажется, что я замру от страха, потеряю сознание и ничего не почувствую. Врачи посмотрели мою маму. Послушали ее сердце. Сделали укол и бесплатно дали несколько таблеток валидола и валерьянку.
Царевна Будур
17.02.
Утром попили чай с лепешкой и пошли в сторону госпиталя на мою операцию. Но, когда мы уже проделали большую часть пути, оказалось, что русские военные перекрыли дорогу. Заявили:
– Сегодня проход закрыт! На весь день! Без возражений! Пошли прочь!
Пришлось поворачивать.
Я в душе даже обрадовалась.
Я в аду! Началось все с того, что мама меня ударила. Я спросила ее:
– Что случилось?
Она принялась лупить меня веником и заодно пояснила:
– Ты вчера делала на столе лепешки и не убрала за собой муку!
Но я вчера делала лепешки не на столе, а подстилая на стол бумагу. Значит, муки там быть не может! Я пошла, посмотреть на стол: там, правда, есть пятна от чая, но муки нет. Взяла тряпку и вытерла.
– Ты подняла такой скандал вместо того, чтобы вытереть стол? – спросила я ее.
– Ах ты, тварь! – раздалось в ответ, и, схватив нож, она кинулась ко мне.
На меня вдруг такое равнодушие нашло от человеческой подлости, что я совершенно спокойно стояла и смотрела на нее с ножом. Она постояла так немного и отошла.