Муравьи революции
Шрифт:
1. Созыв Учредительного собрания из представителей народа, созванных путём всеобщей, прямой, равной и тайной подачи голосов.
2. Уничтожение царского самодержавия и замену его самодержавием народа, т. е. демократической (народной) республикой.
3. Уничтожение сословий: все люди равны.
4. Немедленное уничтожение смертной казни.
5. Замену военно-полевого суда судом гражданским.
6. Не употреблять солдат и матросов для полицейской службы и для подавления беспорядков.
7. Предоставление всем военным права совместно
8. Сокращение срока службы до трёх лет, что вполне достаточно для полного знакомства с морской службой.
9. Предоставление матросам и солдатам каждому отдельных приборов для еды в целях предупреждения передачи заразных болезней.
10. Предоставление матросам и солдатам права по своему усмотрению распоряжаться своим свободным временем.
11. Увеличение жалованья по крайней мере до 10 руб. в месяц.
Выставляя эти требования, мы предлагаем всем нашим товарищам — петербургским матросам — присоединиться к нам.
Долой произвол!
Да здравствует свободный народ, свободный матрос и солдат!
Да здравствует демократическая республика!
Требования выработаны социал-демократической группой матросов Гвардейского экипажа.
ВОНГ РСДРП.
Петербург, 3 ноября».
Получив нашу резолюцию в виде листовки военной организации, мы ликовали, как дети. Мы знали, что наша резолюция пойдёт теперь по всем полкам и экипажам. Хотя мы знали листовку наизусть, однако читали её, захлёбываясь. Нам казалось, что дела наши идут хорошо, и в соответствии с этим и настроение наше было хорошее. Никто из нас не ожидал, что наше начальство в это время подкладывает нам свинью.
На электрической станции
В этот же вечер нашу роту неожиданно вызвали во двор экипажа. Я как поднадзорный остался в роте. Немного спустя вошёл «шкура» и приказал мне одеваться и идти на двор в строй. Я поспешно оделся и вышел.
На дворе стояли в строю 1-я и 2-я машинные роты, уже вздвоенные рядами. Народу из обеих рот набралось человек шестьдесят; тут же прохаживался молодой мичман. Я пристроился к левому флангу.
Раздалась команда:
— Налево кругом, марш!
И мы двинулись со двора во главе с офицером. Я спросил своего соседа:
— Куда мы идём?
— А чёрт его знает; кажется, картошку грузить.
— Что ты мелешь, какую картошку?
— Грузчики бастуют, а у кока картошки нет: ну, вот нас и гонят за картошкой. Сосед расхохотался. Потом уже серьёзнее ответил:
— Бастующих где-то хотят нами заменить. Мичман о «долге» говорил, ну, вот и идём долг выполнять.
За воротами мы увидели человек восемь кавалеристов, которые, выстроившись, поехали следом за нами. Трудно было понять, охраняли они нас от кого или конвоировали.
Целый час мы крутились по улицам, перешли Обводный канал
Матросы насторожились; некоторые заговорили, не вернуться ли в экипаж.
Открылись железные ворота. Мичман скомандовал «смирно!», и мы, не успев обменяться мыслями, двинулись во двор. Ворота захлопнулись, и мы оказались отрезанными от улицы.
Двор был огромный, заваленный старыми паровыми котлами и каменным углём. Кавалерия, разбрасывая дробный топот, куда-то унеслась от ворот.
Во дворе нас выстроили. Мичман выступил перед нами с речью, в которой нам объяснил, что мы должны на этой электрической станции заменить забастовавших рабочих и пустить станцию в ход и что нам за это заплатят по три рубля в сутки и что работать мы будем под руководством инженера электрической станции. Потом мичман передал команду квартирмейстеру, приказал нам идти в станцию, а сам повернулся и вышел за ворота.
— Картошка, брат, дело, — обратился я к своему соседу.
— Да, выгрузили, можно сказать.
Сбившись толпой, мы ввалились в помещение электрической станции.
Огромные блестящие паровые машины непривычно поражали своей молчаливой неподвижностью: огромной величины паротурбины, как чёрные свиньи, лежали на блестящем полу станции. За дежурным столом возле распределительной доски сидели два человека в засаленных куртках. Это были инженер и механик электрической станции.
Инженер нам объяснил, что в нашу задачу входит пустить четыре паровые машины, осветить все центральные улицы Петербурга и дать ток на заводы, которые работают электричеством.
Зная от нашего мичмана, что рабочие станции забастовали, а нас пригнали, чтобы сорвать забастовку, мы ответили инженеру:
— Сначала мы этот вопрос обсудим, а потом дадим вам ответ, будем или не будем работать.
Инженер посмотрел на нас с недоумением и сказал:
— А я думал, что вас прислали работать, а вы, видать, митинговать собираетесь?
— Нам без митинга, как вам без молитвы, никак нельзя, — ответил ему кто-то из матросов. — Мы всякое дело митингом начинаем. Гайда, открывай митинг!
Братва загудела, и митинг открылся. Как всегда, в начале митинга бестолково пошумели, потом начали говорить и слушать. Я предложил к работам не приступать; в случае, если нас захотят отсюда увести, то не уходить, чтобы вместо нас не прислали кого-либо другого. Так и сделали: от работы отказались. Инженер куда-то позвонил. Мы разбились по группам и с большим интересом рассматривали огромную станцию.
Из экипажа приехал экипажный адъютант и заявил нам, что если мы не будем работать, то нам приказано вернуться в экипаж. Мы ответили, что мы останемся на станции до конца забастовки.