Мургаш
Шрифт:
Кроме нашей группы сформировались еще две. Большая часть батальона Ленко во главе с командиром прорвалась сквозь кольцо окружения и отступила к Осоицам.
Вторая группа во главе со Здравко Георгиевым и комиссаром бригады Стамо Керезовым той же ночью добралась до Драгуны — места сбора всех отставших от своих частей партизан.
К Драгуне отправился и Янко в сопровождении Доктора, Халачева и бай Драгана. Здесь они встретились с Димитром Тошковым — Захарием и получили первые сведения о судьбе бригады.
Наш разговор затянулся бы надолго, если бы к нам
— Товарищ командир, по лесу движутся люди!
— Сколько человек?
— Не знаю. Заметил одного, но за ним, похоже, идут и другие.
Бойчо приказал батальону приготовиться к бою и послал нескольких партизан в разведку. Было приказано, если приближающихся немного, захватить их и привести в штаб.
После получасового напряженного ожидания разведка вернулась с одним «пленником». Это был Мустафа. Он бросился обнимать меня.
— Где отряд?
Мустафа опустил голову, как провинившийся ученик.
Оказалось, что вскоре после нашего ухода с Прыдли отправился оттуда и он с Иваном Белым. Не успели они подойти к реке, как вокруг засвистели пули. Мустафа начал отстреливаться и потом бросился догонять отряд.
— Поверь, Лазар, словно сквозь землю провалились. Я осмотрел все вокруг, подавал сигналы, искал их повсюду — никаких следов. Потом начал искать тебя. Двое суток вертелся возле Осоиц, а вы пропали.
Решил попытать счастья возле камарской сторожки. Пошел к ней и на Осоицкой реке нарвался на засаду. Бежал вдоль реки по воде, споткнулся и промок до костей. От засады ускользнул, но страшно продрог. Ты ведь знаешь, невдалеке от сторожки имеется печь для обжига. Я залез в нее и уснул. Потом вдруг услышал стук колес. Высунул голову и увидел, что уже рассвело. Заметил возле сторожки нескольких полицейских. Они умывались.
И осторожно выбрался наружу и побрел по лесу. Вдруг слышу — кто-то кричит: «Руки вверх!» А я смотрю — наши.
Весь этот день мы провели в лесу. К вечеру разошлись. Последние дружеские объятия и пожелания успеха. Теренский батальон отправился выполнять поставленное перед ним задание, а бай Недялко, Колка, Кочо, Желязко и я пошли в Шопско.
Противник нанес нам большие потери.
Четыреста партизан, составлявших четыре батальона бригады, выдержали натиск тридцатитысячной армии, брошенной на наше уничтожение.
Во время схваток с врагом многие товарищи отстали от своих частей. Некоторых взяли в плен, а потом убили. Многих наших помощников в селах арестовали и перебили.
Вот какие сведения дал начальник полиции Софийской области в своем докладе о положении в Новоселской, Пирдопской и Ботевградской околиях в начале июня.
Новоселская околия:
заключенных в лагеря 127
перешедших на нелегальное положение 25
убито подпольщиков 10
раскрыто нелегальных организаций 7 (175 чел.)
Пирдопская околия:
заключенных в лагеря 122
перешедших на нелегальное положение 57
убито подпольщиков 12
раскрыто нелегальных организаций 6 (146 чел.)
Ботевградская
заключенных в лагеря 45
перешедших на нелегальное положение 28
убито подпольщиков 9
раскрыто нелегальных организаций 9 (155 чел.)
Семьсот семьдесят человек было отправлено в тюрьмы и концлагеря! Двери семисот домов закрылись перед нами. Семьсот человек уже больше не могли заботиться о снабжении нас продуктами, не могли сообщать нам сведения о замыслах неприятеля.
Все это — убийство партизан и ятаков, сожженные села, произвол полицейских и жандармов и, наконец, заявление властей, что почти девять десятых бандитов партизанского отряда «Чавдар» уничтожено, — все это преследовало одну цель: вселить ужас в сердца людей, чтобы они навсегда отказались от мысли помогать партизанам. И не удивительно, что население было напугано и притихло.
В конце мая Теренский батальон решил провести операцию в селе Лопян. В этом селе нас знали, в нем было много наших помощников и единомышленников.
После короткой перестрелки, в которой был убит один полицейский, партизаны вошли в Лопян. Задача по снабжению отряда продуктами была выполнена, комиссар батальона уже просмотрел все бумаги в общинной управе, касающиеся нас. Оставалось только провести митинг с населением. Но никто из местных жителей не смел и носу показать из дому. Тогда Тодор Дачев отдал приказ батальону уйти из села.
Новые условия требовали от нас новой тактики. Первой нашей задачей было сохранить живую силу, создать небольшие боевые единицы, которые и должны наносить удары по врагу, чтобы доказать, что слухи о нашем полном поражении не соответствуют действительности.
Наше самое сильное оружие — веру населения — нужно было вернуть любой ценой.
Желязко и Колка отправились в Саранцы за продуктами. Мы же с бай Недялко и Кочо терпеливо их ожидали, гадая, каким будет хлеб — свежим или черствым.
— Я за черствый, — поднял брови бай Недялко. — Пастухи у нас едят хлеб семидневной давности и живут по сотне лет.
В этот момент со стороны Саранцев послышалась стрельба. Мы все трое вскочили на ноги. Наверное, наши наткнулись на засаду.
— Вот вам и хлеб! — нахмурился Кочо. — Надо было потерпеть еще денек…
Золотое сердце было у нашего Кочо, сельского учителя, поэта и мечтателя. Он жил заботой о людях, его волновали их печали и радости, и он считал, что еще ничего настоящего не сделал в жизни.
Через час Желязко и Колка вернулись.
На вопрос, как дела, Колка зло махнул рукой: на обратном пути наткнулись на засаду, по ним открыли огонь, и они пустились бежать со всех ног.
Оставаться здесь было уже нельзя, и Колка предложил перебраться в столнишскую рощу. Все меньше и меньше становилось мест, где еще можно укрыться. Многие наши верные убежища были раскрыты, а население со страхом и подозрением относилось к каждому незнакомому человеку. Полиция шла на провокации: переодетые шпики выдавали себя за партизан. Нарвешься на такую провокацию — потом не выпутаешься.