Мургаш
Шрифт:
В это время Аксиния перешагнула в котел и другой ногой и уселась в нем. Купанье в одежде, видимо, ей очень понравилось. Она довольно плескалась в воде, а мы с Добри от души смеялись.
На другой день Добри ушел на Мургаш. На прощание он сказал мне:
— Скоро от фашистов не останется и мокрого места…
— А мне что делать?
Он на мгновение задумался.
— Ты вернешься в Бабицу и будешь там меня ждать. При первой же возможности я пошлю за тобой.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
—
— Наконец-то!
Янко улыбнулся и сказал:
— Командиру нельзя быть таким нетерпеливым.
Я знал, что нельзя, но столько времени не видеть своих товарищей…
После совещания я еще несколько раз встречался с Янко на разных квартирах. В бригаду мы должны были отправиться вместе, но нам предстояло еще много дел: установить связь с районными партийными и ремсистскими комитетами, с курьерами бригады, со штабом зоны, а также подождать дополнительных указаний. 12 августа мы послали Миле на встречу с Тодором Дачевым и Веселином Андреевым, чтобы проинформировать их о последних партийных решениях. Двумя днями раньше, 10 августа, Пирдопская и Центральная четы, возглавляемые заместителями командира и комиссаром бригады, заняли село Осоицы.
…Четверо убитых, десятки арестованных, брошенных в лагеря и тюрьмы, — далеко не полный список фашистских преступлений за последние три месяца в Осоицах. Огромный сосновый лес был сожжен и вырублен, чтобы и птица не могла в нем укрыться.
«Осоичане теперь не смеют даже смотреть в сторону гор», — писал в своем докладе генералу Кочо Стоянову командир роты жандармов, расквартированной в селе.
В «усмиренном» селе оставили всего несколько полицейских. Да, осоичане получили тяжелый урок!
В семь часов вечера две четы вошли в село. Население встретило нас радостно, а защитники власти перепугались насмерть. Один из полицейских спрятался в колодце, но дети увидели его и показали нам:
— Дяденьки, а он вон где сидит!
На следующее утро начальник новоселского околийского управления полиции направил доклад директору областной полиции:
«…Партизаны, напавшие на село Осоицы, взяли 150 кг муки, 100 кг риса, 63 кг сахара, 25 кг мыла, заплатив за все кассиру кооперации.
Командир был вооружен автоматом, одет в военную форму… Среди партизан были известные полиции Никола Величков и Тодор Дачев из села Чурек…»
Между прочим, в докладе ни слова не говорилось о мерах, предпринятых для преследования партизан. Никаких мер и не было.
Как-то вечером, два дня спустя после ухода Миле из Софии, Янко, Гошо и я двинулись к Мургашу. Вокруг царило полное спокойствие. На рассвете мы добрались до сгоревшей турбазы. Целый день провели в нетерпеливом ожидании. Никто не появился. На следующий день тоже никто не пришел, и Янко, которого ждали неотложные дела в Софии, должен был уходить. Мы проводили его до Локорско, где связали с партийной организацией, и простились. Увиделись снова лишь 13 сентября в Софии.
На другой день товарищи из Локорско связали нас с четой. Я встретил Атанаса, Доктора, Даскала и других моих старых товарищей, а многих партизан и партизанок видел в первый раз.
Спустя несколько дней прибыл наш курьер
— Говорят, вчера крупные партизанские силы вели сражение в Стырпеле и потрепали жандармов. Наши были вооружены пулеметами…
Слухи о поражении жандармов в селе Стырпел, Пирдопской околии, действительно с быстротой молнии облетели близкие и отдаленные села.
Центральная и Пирдопская четы напали на село, в котором, по заранее полученным данным, находилось два взвода жандармов, расквартированных в здании училища.
Тщательно продуманное нападение началось в пять часов вечера. С молниеносной быстротой штурмовые группы окружили училище. Заговорили пулеметы и автоматы жандармов. Им отвечали пулеметы и автоматы партизан.
Внезапность нападения вызвала среди жандармов растерянность, а потом и настоящую панику. Привыкшие показывать свою силу перед беззащитным населением жандармы, побросав оружие, а многие, переодевшись в гражданское платье, стали удирать по оврагу, который примыкал к зданию училища. В это время штурмовые группы партизан преодолели ограду, блокировали выход из училища и взяли в плен всех оставшихся в нем жандармов.
Когда бой кончился, на площади собралось все село. С речью к жителям обратился комиссар Андро.
Силой, настоящей, реальной силой стали теперь партизаны. В своем докладе командир разбитой жандармской части писал:
«Противник был вооружен тремя пулеметами и большим количеством автоматов. Мы отбивали его атаки в течение целого часа, пока не кончились патроны. После этого мы были вынуждены отступить и оставить село…»
Ранним утром следующего дня крупные жандармские и полицейские части несколько раз проезжали на грузовиках по дорогам. На некоторое время они останавливались, осматривали местность, но в лес входить не отваживались. Страх парализовал их инициативу…
Теперь мы были полными хозяевами гор.
Шел третий год с тех пор, как мы с Цветаном и Митре ушли в горы партизанить. Тогда нас было трое, а сейчас сотни. Тогда у нас было всего два пистолета. Сейчас мы нападали на врагов с пулеметами.
Задачи, стоявшие в эти дни перед штабом бригады и четами, заключались в следующем:
— укрепление партийных и ремсистских организаций в селах и поднятие духа населения;
— развертывание чет в батальоны;
— операции возмездия с целью подавления морального духа врага.
Наша сила и влияние росли не по дням, а по часам. Операции, проведенные Локорским батальоном в Батулии, Бакьово, Огое и Бухово в течение двух недель, до такой степени деморализовали полицию, жандармерию и общественную силу, что они уже не только не помышляли бороться с нами, но и не отваживались нападать даже тогда, когда знали, что мы приходили в села малочисленными группами.
Половина батальона каждый вечер направлялась в ближайшие и отдаленные села группами по два-три человека. Встречи и собрания, которые мы теперь организовывали, проводились с участием не только самых испытанных членов партии и РМС, но и активистов Отечественного фронта, всех честных людей, которым бесчинства фашистской власти уже стали невмоготу.