Мургаш
Шрифт:
22 мая. Ползут слухи, что все мобилизованные будут до конца мая отпущены по домам. А мне думается, что мы пробудем здесь еще не менее трех-четырех месяцев. Дай бог, чтобы я оказался не прав.
23 мая. Прибыли в Ксанти для участия в параде. Разместились в помещении склада американской табачной компании. И здесь так же холодно, как в Гюмюрджине. Стоит только где-нибудь расположиться военным, как возле них собираются оборванные дети, старухи и старики с мисками в руках. У нас появилась маленькая подружка, которую мы прозвали Эсмеральдой. Она почти ежедневно приходит к
— Благодарю вас, дяденьки.
Безусые ребята, большинству из которых нет еще и двадцати лет, бывают очень довольны.
Как-то после обеда возле склада собралась детвора. В тот день повар был щедрым, охотно наливал по второму черпаку, и многие солдаты отдавали эту добавку детям.
Я поднялся на второй этаж склада, в котором мы размещались, и открыл окно. Взгляд мой привлекла девушка, одетая во все черное. Она стояла в углу двора и смотрела на детей, которые бережно несли миски, наполненные супом.
Вдруг девушка приблизилась к ограде, там было несколько парней из нашей роты. Она подошла к ним, и до меня донеслись робкие слова:
— Господа, хлеба…
Она почти рыдала. Один солдат отдал ей свою пайку хлеба.
В это время во дворе появился незнакомый поручик. Девушка хотела было удалиться, но ее настиг властный окрик:
— Ахтунг! Стой!
Она остановилась, а потом неуверенными шагами опять приблизилась к ограде.
— Что вы здесь делаете? Торговлю устроили? — закричал поручик на солдат.
— Нет, господин поручик. Просто она хлеба попросила, — отозвался один из них.
— Ага, хлеба! Его величество не затем вам его дает, чтобы вы раздаривали этим греческим потаскухам! Я вас проучу!
Солдаты отошли подальше, а поручик крикнул девушке:
— Хлеб!
Девушка молча протянула кусок хлеба и повернулась, чтобы уйти. Но поручик опять остановил ее:
— Постой!
Хлеб он тут же бросил в глубину двора, где была большая куча мусора.
— Марш в помещение! — рявкнул поручик на солдат.
Затем он приблизился к девушке и быстро повел ее на противоположную сторону. Он уже не кричал, взгляд его стал даже любезным, хотя и теперь лицо сохраняло хищное выражение. Время от времени он брал девушку за плечо, наклонялся к ее уху и что-то горячо шептал. Та все время пятилась от него, пока не уперлась спиной в ограду. Тут поручик поднял вверх руку и, показывая два пальца, громко крикнул:
— Хлеб!
Девушка отрицательно покачала головой.
— Хлеб! — показал три пальца офицер.
Девушка опять покачала головой и попыталась убежать.
— Хлеб! — растопырил все пять пальцев поручик.
Одним рывком девушка высвободилась из его рук и что есть силы бросилась бежать по улице.
24 мая. Сегодня праздник! [6] Можно гордиться тем, что наш народ дал славянским народам письменность.
28 мая. Стоит неимоверная жара. Ночами иногда идут ливневые дожди. Этой ночью на наши палатки
6
24 мая в Болгарии отмечается День славянской письменности и культуры.
3 июня. Нас подняли по тревоге в четыре часа утра. Построили на плацу, разбили на группы и отправили в Ксанти.
5 июня. «Душа у меня — душа черная» — так сказал один умный человек. А так как я Добри, то целый час простоял под ружьем…
Вскоре после прибытия в Ксанти нам приказали собрать трофейное оружие. Когда бои в Греции прекратились, солдаты, возвратившиеся с фронта, побросали оружие прямо на полях, в оврагах, под мостами и в канавах.
Часть его, главным образом пушки и пулеметы, собрали немецкие трофейные команды, а много винтовок, пистолетов, гранат и патронов припрятало в своих домах и огородах греческое население.
Болгарские власти решили провести повальный обыск у всех жителей городов и сел Фракии. Полиции это было не под силу, потому привлекли нас. На долю нашего полка выпало проведение обысков в Ксанти.
Узнав, что нам поставлена такая задача, я тут же собрал полковой актив. Было решено поговорить с солдатами, чтобы они не очень усердствовали и не выдавали полиции тех людей, у которых замечали что-нибудь недозволенное.
К обыскам командование подготовилось как к настоящей военной операции. Нас разделили на группы по пять человек. Группы должны были действовать следующим образом: один солдат стоял у входа, двое — по сторонам дома, наблюдая за окнами, чтобы никто через них не мог убежать, а старший группы вместе с одним из солдат производил обыск.
Самым надежным в моей группе был Желявский, и я взял его помогать в обысках.
В первых двух домах были только женщины. Мы наскоро прошли по комнатам, открывали шкафы, заглядывали под кровати. Конечно, нигде ничего не нашли.
В третьем доме нас встретил на ходу одевавший куртку высокий человек с курчавой шевелюрой и чуть горбатым носом.
На наше приветствие он ответил по-болгарски.
— Когда-то дружил с ребятами, жившими в болгарском квартале, и еще не забыл язык, — пояснил он, видя наше недоумение.
Мы разговорились. Оказалось, что хозяин работал на табачном складе, а сейчас безработный, как и большинство табачников. Немцы вывезли почти весь табак.
— Отдохните, — предложил Аргир (так звали этою человека) и указал нам на стулья.
Желявский захотел пить и вышел с хозяйкой в кухню. Я поддался обаянию, которое исходило от этого красивого человека, и присел на край большого, окованного медью сундука. В углу стояла этажерка с книгами, на столе светился радиоприемник. Тогда это было редкостью в доме рабочего, и так как Аргир понимал по-болгарски, я решил поговорить с ним.