Мургаш
Шрифт:
Велко поднимает Аксинию и обходит с ней комнату. Аксиния заливается смехом и старается вырваться из рук. Они подходят к лампе, которая совсем не похожа на электрическую лампочку, что висит на потолке нашей комнаты в Софии. Дочь отрывает ручонки от Велко и протягивает их к желтому пламени.
— Хочешь дотронуться?
Велко взял пальчик Аксинии и приблизил его к лампе. Я не успела крикнуть «не надо!», как Аксиния взвизгнула. Велко отпрыгнул назад. Он смущен, старается как-то утешить ребенка, но не может. Схватила Аксинию
Понемногу она успокаивается, только Велко, бледный, стоит в углу и не смеет поднять глаз. И вдруг он с силой бьет себя по голове:
— Как это я мог? Как я мог сделать такую глупость?
— Ничего, Велко. Ты же никогда не имел дела с детьми…
— Как я мог?
— Перестань, Велко, — вмешался Добри. — С ребенком ничего не случилось. Когда у тебя будет дочь, научишься, как с ней обращаться.
— Лена, понимаешь, я хотел…
— Какой же ты партизан, если так жалостлив? — с упреком сказала я.
— Жалостлив? — смеется Добри. — Хотел бы я посмотреть на врага, который попал бы в руки к этому «жалостливому»…
Это была моя первая встреча с комиссаром отряда «Чавдар» Стефаном Халачевым (Велко). Потом я его лучше узнала. Суровый и взыскательный к другим, он был вдвое суровее и взыскательнее к себе. Этим Велко добился уважения партизан, они немного побаивались комиссара, который не признавал никаких трудностей.
После 9 сентября Велко был произведен в подполковники и отправлен на фронт помощником командира дивизии. Надо было занять одно немецкое укрепление под Страцином. Несколько раз солдаты поднимались в атаку, но каждый раз вражеские пулеметы приковывали их к земле и возвращали назад. Тогда бывший партизанский комиссар вызвал добровольцев и пошел первым. Снова затрещали неприятельские пулеметы, но солдатское «ура» не затихло до тех пор, пока укрепление не было занято. А Велко в этом бою погиб.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Удивительные люди наши ятаки! Они проявляли невероятную находчивость подчас в довольно сложных ситуациях.
У бабушки Яны был общий сарай с сестрой тетки Цветы — Димитрой, которая ничего не знала о нас. Когда мы дневали в их сарае, все время опасались, чтобы она нас не заметила. Однажды вечером возле сарая послышались шаги. Мы с Васко быстро зарылись в солому, но тетка Димитра, видимо, услышала шум и в нерешительности остановилась в дверях.
— Кто тут?
Мы притаились.
— Эй, кто здесь? — крикнула она еще громче.
Тут послышался голос бабки Яны:
— Димитра, чего ты там блажишь?
— Ох, у меня просто сердце перевернулось. Вхожу я в сарай, и показалось мне…
— То-то и оно, что показалось! Какая-то черная кошка прошмыгнула, а ты крик на все село подняла!
— Если бы кошка!
— Погоди, я посмотрю.
— Позовем мужиков…
— Зачем смешить
Бабушка Яна широко распахнула двери сарая. За ней пугливо переступала Димитра.
— Видишь, никого нет…
Одним из активных ремсистов в Осоицах был Пенко, сын лесника Павла. Он много рассказывал о своем отце. Нам хотелось, чтобы тот стал нашим помощником.
— Почему бы тебе не поговорить с ним?
— Скажет, что это ребячья затея. Он все еще меня ребенком считает.
Мы попросили Пенко устроить встречу с его отцом и однажды вечером пришли к леснику домой. Он встретил нас в дверях в наброшенном на плечи полушубке.
— Добрый вечер, бай Павел!
— Добрый вечер, если не шутите, но в темноте я не вижу, что вы за люди.
— Мы из лесничества. Надо поговорить.
Через минуту мы с Васко сидели в прибранной комнате на втором этаже.
— Ну, говорите.
Мы с Васко переглянулись. Как, с чего начать? И я решил не скрывать правду:
— Бай Павел, мы партизаны. Знаем, что ты хороший, честный человек, что нас не выдашь, даже если откажешься нам помогать.
Он прищурился, лоб покрылся мелкими морщинками:
— Чем же вам помогать?
— Ты лесник. Ты знаешь некоторые распоряжения полиции. Знаешь, когда полиция начинает рыскать по горам. А для нас это очень важно. Мы иногда будем к тебе незаметно приходить, чтобы ты мог нас предупредить. Сейчас можешь не отвечать. Подумай и реши. А мы еще зайдем к тебе, тогда и скажешь, что решил.
Бай Павел молчал. Наступила тягостная пауза, и я уже думал, что напрасно мы затеяли это дело. Васко завел разговор о лесе, и бай Павел разговорился. Это мне показалось хорошим признаком. Мы докурили свои папиросы, и я поднялся.
— Спасибо за гостеприимство…
Бай Павел прервал меня:
— Какое это гостеприимство! Пойдемте вниз, закусим.
— Спасибо, бай Павел, только нам бы не хотелось, чтобы нас видели твои дети да и жена.
— Ничего. Скажу, что вы из Ботевграда, из лесоуправления.
Он встал и пошел впереди нас. В кухне была его жена, тетка Йота, и дети. Он познакомил нас.
Пенко подал мне руку, якобы для знакомства, и сильно пожал ее, будто спрашивая: «Ну как, вышло дело?»
Я чуть улыбнулся.
Тетка Йота быстро накрыла на стол. Было уже очень поздно, когда мы кончили ужинать, и бай Павел предложил остаться у него ночевать. Мы отказались и вскоре, сопровождаемые хозяином, вышли из гостеприимного дома.
Несколько дней спустя мы с Васко встретили бай Павла на дорожке, ведущей из Осоицы в Чурек. Он заметил нас издалека.
— Я ждал вас, — сказал он вместо приветствия. — Вы ведь знаете, где мой дом. Понадоблюсь — приходите.
Рассвет в горах тянется дольше, чем в поле, и ночь долго сопротивляется наступающему дню.