Мурочка, или Менелай и Елена Прекрасная
Шрифт:
– Агата.
– И имя у меня какое-то нелепое, на Мурочку вечно заменяешь! – она окончательно расплакалась и даже не давала себе труда скрывать это, усталость от событий последнего года, алкоголь и какое-то свалившееся отчаяние сыграли свою роль, девушка плакала уже почти навзрыд. Стоя в дверях, с хлюпающим носом и потёками туши на лице, она приводила в растерянность мужчину рядом, который, как самый обычный представитель сильной половины человечества, не знал, что делать с плачущей женщиной. Что делать с отчаянно плачущей блондинкой он и вовсе
– Хорошее у тебя имя, не плач, Мурочка.
– Ааааааааапяяяяять, - она вцепилась руками в шею, и он чувствовал, как рубашка у него на груди становится влажной от её слез.
– Мне просто нравится называть тебя Мурочкой, но если тебя это так расстраивает, я больше не буду, только не плачь больше.
– Почему не я? Скажи мне, я пойму, - всё ещё всхлипывая, высморкнувшись в протянутый носовой платок.
– Ты меня без ножа режешь… Почему не ты?.. Как ты думаешь, сколько мне лет?
– Тридцать три, а выглядишь на тридцать пять или тридцать шесть… борода старит, хотя я вроде как привыкла, мне даже нравиться начинает.
– Тридцать три… Мне сорок два года, Агата. Сорок два, а тебе двадцать два, вот поэтому это не ты.
– Сорок два? – она разглядывала мужчину перед собой, есть морщины у глаз и на лбу… и даже седину, кажется, видела, но он никак не выглядел на сорок два года. Это лицо, Агата вспомнила Ярослава без рубашки, вспомнила, как легко он бежал по пляжу, играя с Цезарем, вспомнила даже вчерашний инцидент… Мужчины в сорок два так не выглядят, наверное, не выглядят.
– Сорок два, я легко мог бы быть твоим отцом, понимаешь? А мне не нужна дочь… если бы я хотел детей, я бы родил своих в своё время, но я не хочу детей, и поэтому тоже – это не ты. Тебе нужен мальчик своего возраста или немного постарше, а не взрослый мужик, старше тебя на двадцать лет, и уж конечно, тебе нужно не хоть что-то, что перепадёт, а постоянное. Чтобы у вас совпадали интересы, чтобы вы слушали одну и ту же музыку и смотрели одни и те же фильмы… Я не понимаю и не знаю, что ты смотришь… этот сериал, когда я прихожу, про каких-то борцов с нечистью.
– «Сверхъестественное». Дииииииииин, он классный.
– И музыка эта… что ты там слушаешь сейчас?
– Фол Аут Бой. Они слааааавные, хорошенькие такие.
– Прекрасно, - он потёр переносицу, - классные, славные, хорошенькие… Мурочка, у тебя всё образуется, ты найдёшь своего славного и классного, но это точно буду не я, потому что я уж точно не хорошенький и не славненький.
– Но… даже на разик?
– О чём я с тобой сейчас говорил? Забудь ты эти разики и «хоть что-нибудь», ты красивая молодая женщина, не марай себя этим, не надо… Все эти разики проносятся сплошной чередой, и не остаётся ничего, не нужно тебе это, поверь мне, я тебя старше на...
– На двадцать лет, я помню, и это всё ерунда, всё, что ты говорил про одну музыку или сериалы. Как-то же мы общались всё это время? Мы разговаривали… о разном.
– Ох, Мурочка, только не говори, что тебя обидел какой-то мальчик.
– Не обидел, просто ему тоже… не нужны дети и проблемы, как всем, как тебе, как моему отцу, никому не нужны, я уже привыкла. Возраст – это ерунда… Что такое возраст, посмотри на меня, мне двадцать два, а я уже трижды мама и чувствую себя развалиной, тебе сорок два, а у тебя нет детей, и ты полон сил, в спортивном зале почти прописан, выглядишь молодым, если бы не эта борода, но и с ней тоже… да и… всё отлично у тебя, я видела…
– Никогда не прощу себе этого, я действительно не заметил тебя, Мурочка, думал, ты уже ушла.
– Да ладно, - улыбнувшись. – Мне даже понравилось, но я бы не хотела ещё раз смотреть, так что я пойду, - она резко поднялась и попыталась переступить через его ногу, но оказалась зажата, как в тиски, этими самыми ногами.
– Посиди две минуточки, - он ушёл на кухню, быстро вернулся и стоял посредине комнаты. Невероятно огромный, в рубашке, которая только подчёркивала его форму, в льняных брюках и босиком.
– Ты такая маленькая, Мурочка.
– Снова? Да, я маленькая, мне всего лишь двадцать два года, ты за этим меня остановил? Спасибо, что напомнил, а то я забываю иногда.
– Ты физически маленькая, такая крошечка, как котёнок, я могу тебе сделать больно, - Агате показалось, что говорит он не с ней, а экраном большого телевизора, поэтому она предпочла никак не отвечать на это странное заявление. – Твои дети, они постоянно тут пасутся, Арни вечно в гараже торчит, я видел, что он курит. Лютик, кажется, поселился в будке у Цезаря, как ни придёшь – сидят, о чём-то беседуют, в школу я ходил с тобой… Ты знаешь, что Машенька назвала меня папой?
– Нееееет…
– Твои дети уже как мои, я знаю их проблемы и стараюсь их решать… Может, это продлится год, а может – десять лет… Может, я к тому времени и не состарюсь, - он подошёл к ней вплотную, сел рядом.
– Мурочка, ты понимаешь, что со мной у тебя не получится «хоть разочек» или «обломилось бы хоть что-нибудь»?
– Ты меня замуж, что ли, зовёшь? На кухню за кольцом ходил? – смеясь.
– За презервативами я ходил. Я понятия не имею, как ты предохраняешься, ты, кстати, предохраняешься?
– Нет, от чего мне предохранятся-то?
– И то верно… незачем химию попусту есть, но дело не в этом, дело в том, что хотя я и проверяюсь каждые три месяца, всё же определённый риск есть, а я не собираюсь рисковать твоим здоровьем.
– Когда вы говорите, создаётся впечатление, что вы бредите, Иван Васильевич.
– У меня такое же впечатление, ты такая маленькая, что одну мысль жить с тобой, можно приравнять к параноидальному бреду.
– Ты собираешься жить со мной?
– Ты же не можешь думать, что я собираюсь заняться с тобой сексом только один разочек?