Мурочка, или Менелай и Елена Прекрасная
Шрифт:
– Наверное… а в твоих?
– В моих это выглядит нормальным… Это не исключает того, что ты, возможно, со мной из корысти или от усталости, но это не так и важно…
– Что значит – не так и важно?
– Не важно, я счастлив с тобой, и я не хочу думать – почему и как долго, тебе это сложно понять, но это так…
– Что-то ты не то говоришь, какую-то ересь несёшь, я с тобой не из-за корысти, большой дядя, - на глазах навернулись слезы. – Пусть все говорят, что им угодно, но ты… как ты можешь?!
– Ну… Агата, ведь Антоха прав, всегда может появиться Парис, и ты усвистишь.
– Какой Парис?
– В нашем случае –
– Лёоооошик…
– Ты разговариваешь во сне и иногда плачешь, ты скучаешь по этому Лёшику, будь он неладен, но в остальное время ты моя, Мурочка, и я не хочу отказываться от тебя, корысть тобой движет или нет.
Она молчала, не зная, что ответить, наконец, подняла на него глаза.
– Лёша мой парень, бывший парень, у нас вроде как любовь была… с седьмого класса ещё. Мы в выпускном уже жили вместе, учителя не знали, а папе моему было всё равно… он был моим первым…
– Ну, это понятно, что первым, в выпускном-то классе.
Её злило понимание в его словах и жесте, потому что сама Агата не была готова обсуждать или даже вспоминать женщин, которые приходили в этот дом, особенно ту – последнюю. И если несколько месяцев назад она возбуждалась от воспоминаний, сейчас она уверена, что побила бы ту женщину, да и Ярослава тоже. Она вообще становилась ревнивой и даже собственницей, когда речь заходила о большом дяде, доходило до того, что однажды она настояла на рубашке с длинным рукавом, когда к ним зашли приятели с женщинами, тогда Агате вдруг показалось, что одна из них слишком оценивающе смотрит на руки Ярослава. Он переоделся, молча, но улыбаясь, а потому долго целовал её в проходе между комнат.
– Потом у меня появились дети и не стала Лёши, всё очень просто.
– И он уже не был твоим единственным…
– Нет, я несколько раз напивалась… и… в общем, я не очень хорошо помню, но стыдно мне не было, и сейчас не стыдно, - с вызовом.
– И не должно быть.
– Ты не бросишь меня? Не бросай меня, пожалуйста, - она была готова заплакать и умолять Ярослава не бросать её, настолько она привыкла к этому большому мужчине, к его поддержке и словам, она привыкла к его ласкам, иногда теряющим налёт сдержанности, и тогда сама Агата стонала и просила ещё и ещё, и ещё. Привыкла просыпаться рядом с ним, а между ними, поперёк, уложив голову на спину Агаты и ножки на Ярослава, спала Машенька, поигрывая соской. Привыкла, что с Лютиком русским языком теперь занимается большой дядя, а Арни, кажется, всё-таки бросил курить, после «мужского разговора». Пожалуй, никогда в жизни Агата не чувствовала себя настолько расслабленной и отдохнувшей, и, наверное, счастливой. По-другому, не как с Лёшей, но определённо счастливой. И она отчаянно не хотела терять это своё счастье.
– Не бросай…
– Кто тебе сказал, что я брошу тебя, не собираюсь я тебя бросать, пока ты хочешь быть со мной – я твой. Мне нравится быть твоим. Большой дядя и маленький котёнок, знаешь, в этом есть своя прелесть, к тому же я уже обезопасил все шкафы, розетки и лестницы в доме из-за нашей Машеньки, думаю, я уже потерян для остальных женщин.
– Точно потерян?
– Торжественно клянусь.
Ярослав не мог не понимать, что молоденькая и красивая Агата может чего-то недоговаривать, но стоило ли расспрашивать или давить на неё? Её история была проста, «появились дети, не стало Лёшика». Юные девушки всегда остро переживают первую любовь, по всей видимости, некий
– Правда?
– Ну, конечно, Мурочка, когда большой дядя тебе врал, иди сюда, - она быстро оказалась под ним. – Ох, какая же ты соблазнительная прямо сейчас.
Он целовал её, гладил, словно кошку, его рука проводила по уже влажному трикотажу Мурочки, а она выгибалась, раздвигала ноги шире и просила ещё и ещё. Агата буквально купалась в ласках и нежности этого мужчины, она не помнила, чтобы кто-нибудь, когда-нибудь доставлял ей столько удовольствия. Постепенно она привыкла к его размерам, и они очень разнообразили «репертуар», хотя некоторые вещи, к сожалению девушки, большой дядя отказывался делать, например, проделать с ней то, что она видела… то, с какой скоростью он буквально вколачивал себя в тело той женщины. А шальная идея Агаты заняться анальным сексом встретила категорический отказ.
– Мурочка, ты в своём уме, я же тебя порву.
- Ну, может, разочек?
– Поверь, тебе хватит и разочка…
И сейчас она уже забыла свои нечаянные воспоминания о бывшем парне, разве мог он иметь значение или сравниться с тем, что делал с ней и её телом мужчина рядом?
– Давай тут.
– Шальная ты, дети могут проснуться.
– Мы тихо-тихо.
– Кто тихо? Ты?
Мурочка не была тихой, в часы, когда им удавалось побыть вдвоём, она извивалась и кричала от удовольствия, уверяя, что без этого удовольствие не может считаться полным.
– Я постараюсь, пожалуйста, не будь букой, большой дядя.
Большой дядя не умел отказывать Мурочке, скорее – не считал нужным, но предупредил, что если Мурочка не сдержит слово, он будет вынужден закрыть ей рот рукой. Мурочка, конечно, не сдержала слово, а большой дядя закрыл ей рот поцелуем, находя в стонах девушки такое удовольствие, что перспектива быть пойманными детьми не казалась такой уж и страшной. В конце концов, он тоже в детстве застал своих родителей и никакой душевной травмы не произошло.
Осень для Агаты, пробежала быстро, под ледяным мелким дождём и шквальным ветром с моря, к которому примешивался солоновато-свежий запах соли и сосен.
На удивление Агаты, дети безболезненно влились в новую школу, и у них даже стали появляться приятели, что она всячески поощряла, отводя Лютика на детские дни рождения и позволяя Арни задержаться после школы. Машенька же сначала пошла, а потом и вовсе побежала, и основное время Агаты теперь уходило на то, чтобы следить за маленькими ручками и ножками, которые забирались везде, куда только могли, в попытках исследовать окружающий мир.
Зима пришла практически незаметно, как-то сразу. На редкость снежная для этих краёв, Ярослав сказал, что давно не припомнит такого, ещё в ноябре лёг снег, и сейчас, в декабре, на улице были огромные сугробы.
Машенька с воодушевлением катала яркие санки с игрушкой по двору, пока Лютик играл в снежки с Арни, мальчишки радовались снегу, кидались им, строили фигуры и крепости и даже ели его. Прошлую зиму они провели в Москве, и там снег был покрыт слоем грязи и машинной копотью, да и обстоятельства не располагали к веселью.