«Муромцы» в бою. Подвиги русских авиаторов
Шрифт:
сидит рядом с Панкратьевым и учится управлять. В воздухе тихо, и на малом газе корабль идет как-то
особенно плавно, можно надолго бросать управление. Вот и дома. Садимся.
Проявляют фотографии. Пока пьем кофе, приносят уже первые снимки. Расшифровываем,
отыскиваем лучшие и подклеиваем один к другому. Получается непрерывная линия, верст 15 в длину и верст
5 шириной. Великолепно. И на 40 снимках с лишком — ни одного разрыва. А как шли туда и сняли Стрыпу
около Русилова,
первый раз помещаем в донесении: «Бомбами и пулеметным огнем с корабля Язловецкие батареи были
принуждены прекратить обстрел». Вот уже первые плоды дум и рассуждений о действиях тяжелых аэро-
планов.
Штаб армии присылает телеграмму с сугубой благодарностью, а также отдает таковую в приказе.
Воробьев и Те- рентьев получают Георгиевские кресты за полеты. Устраиваем торжество. Читаем приказ,
поздравляем новых кавалеров.
ПРОРЫВ ФРОНТА
Штаб просит не летать и приготовиться. Будет прорыв. Нам будет большая работа. Запрашивают, нет
ли зажигательных бомб. Отвечаем, что специальных нет, но пожары произвести сможем, так как есть
тротиловые (тринитротолуол). Мы с Воробьевым стащили их у воздухоплавателей, когда стояли в Лиде. Те
все равно бы их уничтожили, а теперь они пойдут в дело. И вот выволакиваем свой запас тротилок.
Двухпудовки весят, в сущности, три пуда, но, чтобы не беспокоить Панкрата, говорю, что два. Панкрат
последнее время не велит сильно грузить корабль, и мне все время приходится ставить вес меньше, чем есть
на самом деле. Уж очень соблазнительно прихватить лишку.
Разряжаю несколько динамитных 10-фунтовок и заполняю их тротилом. Туда же кидаю гайки,
обрезки болтов, гвозди и прочую дрянь. Приготовились. А пока что благодушествуем. Едим землянику,
клубнику и черешни. Соловьи в парке так распелись, что спать не дают. Отняли у обозников кое-что
награбленное. На нашу долю пришелся пудовый бидон рома, так что по вечерам пьем чай с ромом и даже
варим «жженку». Начинают перепадать дожди.
А вот и дело. Приезжает ротмистр Ильин, командир 7-го дивизиона. Сговариваемся относительно
работы. Предполагается следующее: совместно с пехотой атаковать Язло- вецкий выступ и прорвать в этом
месте фронт противника. После артиллерийской подготовки пехота идет на штурм. Авиация зажигает в тылу
пожары, разыскивает и бомбардирует резервы противника.
23 мая начинается непрерывный гул канонады. Идет дождь. 24-го надо идти с утра. Гром канонады и
дождь, лететь нельзя. Панкратьев нервничает, устраивает мне сцену по поводу того, что я, дескать, прозевал
момент и клочок чистого неба. Что надо было выйти смотреть, пока еще шел дождь.
новый ливень. Панкратьев, раздраженный, уходит к себе.
Вечером телеграмма: первая линия взята, 100-метровая тоже. Наши войска остановились у третьей.
Позади есть резервы противника — разбить их! Сговариваемся, как идти. Подходить с юго-востока и громить
(ветер северо-западный). 25-го в 4 ч 10 мин вылетаем. Идет и 13-й корабль. Облачно. Настроение
торжественно-серьезное. Идем: Панкратьев, я, только что приехавший на должность артиллериста К.
Смирнов25 и Павлик. Бомб нагорожено в корабле столько, что пройти нельзя. Двухпудовки висят в кассете.
Две кассеты полных, остальное на полу. Подходим к Яз- ловцу. Вижу сильно разбитые окопы противника. Но
они уже пустые, точно мертвые. Замечаю своих. Вижу, где держится противник, — дальше, в уцелевшей части
Язловца. Вижу войска: батальона три-четыре. Ага, резерв. Идем туда. Здесь лощина с хатами, и между ними
люди. Прицел поставили заранее. Приготовиться! Грох!.. Одна пудовая, три двухпудовых тротилки.
Одновременно сваливаю три 35-фунтовых осколочных и немного мелочи. Разрывы, облака дыма, сразу же
пожары. Одну 25-фунтовую тротилку бросаю в группу уцелевших домов, где вижу автомобиль, людей и
лошадей. Высота 2600 м, но видно хорошо. Попадания великолепные.
Даем круг на кругу. Вижу массу артиллерийских запряжек. Дальше на поляне повозки, много
лошадей и масса народа, тысячи три-четыре. Какие-то палатки и масса черточек на поляне. Бросаю в
артиллерийский парк одну 10-фун- товку и одну 20-фунтовку. Попадание удачное. Павлик строчит из
пулемета. Вижу на поляне страшную панику. Люди, лошади бегут куда-то по разным направлениям. Беру
бинокль. Батюшки светы! Перевязочный пункт!
— Павлик, стреляй левее, тут госпиталь!
А там-то паника! Ну, черт с вами, дураки этакие. Стану еще на вас бомбы тратить! Выходим
вторично. Тут уже я обнаглел и первую пудовку посадил прямо в первую линию, где держался противник.
Дальше резерв уже в беспорядке и частью начинает разбегаться. Грохнул еще кассету и часть осколочных. Все
окончательно заволокло дымом. Схватил пулемет и сыплю, сыплю... И так крутили мы и бросали, пока от
резерва уже ничего не осталось. Перед последним кругом (сделали уже пять) Панкратьев спрашивает:
«Можно идти домой?» Я побежал и кричу: «Прошу еще круг!» Панкрат вертит. А на поляне-то что делается!
Вот дурни-то: бегут и бегут. Да чего вы? Ведь я вас не трогаю. Вот и последний круг. Все в пламени. Качу туда
последние три бомбы. Свободны! Панкрат вертит направо. Только что закрываю люк, отчаянный крик